Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Флёр бессильно опустилась на колене, не веря до конца в свою победу. В десяти шагах от неё лежал мужчина. Он громко хрипел, а кровь пульсируя вырывалась из его шеи отвратительно булькая. Девушка изумлённо смотрела на него. Она не собиралась никого убивать. Хотела лишь задержать нарушителя их границы. Привести его к Седому, что бы тот разобрался, что с ним делать. Теперь мужчина лежал недалеко от неё в стремительно разрастающейся луже собственной крови. А она даже не могла пошевелиться. Быть может ему ещё можно было помочь, но Флёр так и не смогла заставить себя встать, продолжая стоять на коленях и иступлено смотреть на него.
Прошло еще около получаса после того как, мужчина перестал хрипеть, а руки его прекратили беспорядочно шарить по земле и сжимать снег. Казалось он пытался нащупать шею и зажать рану, но у него это никак не получалось. Наконец Флёр решилась встать. Ноги окоченели от холода и неподвижности. Перед глазами всё плыло, но она смогла уговорить тело сделать несколько шагов вперед, затем ещё несколько шагов. Когда до тела оставалось всего несколько метров она услышала какой-то звук.
Проведя последние сорок минут в полной неподвижности, в практически бесшумном зимнем лесу, Флёр настолько была ошарашена этим звуком, что он показался ей практически громовым раскатом. Обернувшись в ту сторону от куда он доносился, она увидела ещё одного мужчину. Он сидел, скрестив ноги на черной, никогда не покрывающейся снегом тропинке, и хлопал в ладоши. Губы его были изогнуты в добродушной улыбке, голова слегка склонена на бок, а голубые глаза пристально изучали Флёр. Закончив аплодировать, мужчина поднялся. Флёр попыталась схватить нож, который не успела применить в предыдущем противостоянии. Но в этот момент мужчина сделал едва уловимое движение рукой, будто бросил в неё что-то. Флёр приготовилась уклониться, но в неё так ничего не полетело. Она вновь потянулась за ножом. Ей потребовалось несколько секунд для того чтобы осознать, что что-то не так. Рука оставалась на месте, как бы она не старалась. Флёр попыталась сделать шаг, результат тот же, ноги не двигались. С ужасом она поняла, что полностью парализована. Между тем мужчина в сером плаще приближался к ней.
Глава 11. Предложение от которого нельзя отказаться.
По комнате глухо разносилось ритмичное постукивание. Ложка методично опускалась на столешницу выбивая незамысловатую мелодию. Девора смотрела на кашу со смесью отчаянья и презрения. С тех пор как её освободили из застенков Тульса прошло уже два месяца, большинство ран практически затянулось, за исключением, конечно, самых серьезных. Да раздробленные кости пальцев так и мне стали прежними, не вернули былую гибкость и подвижность, не смотря на то что Девора регулярная пыталась ими пошевелить. Всё это время лекари пичкали её чрезвычайно полезной, крайне питательной, но при этом абсолютно пресной и до тошноты не вкусной едой.
Первые дни Девора помнила слабо, она провела их в бредовом забытье, постоянно теряя сознания и приходя в себя лишь на краткие мгновения. В то недолгое время, когда Фарелл находилась в некоем подобии сознательности, её настигала такая боль, что она могла думать только о том, как бы побыстрее покинуть собственное сознание. Спустя дни, когда время бодрствования постепенно сравнялось со спасительным сном, Девора поняла, что её лихорадит. Организм отчаянно отказывался принять то искалеченное состояние в котором её оставили практики Тульса, а мозг всеми силами пытался забыть произошедшее. Несмотря на старания врачей некоторые раны воспалились, и лишь благословение Матери, или вмешательство еще кого-то из богов, помогло сохранить все её конечности в целости. Затем, когда Девора начала верить в то, что боль не останется с ней навсегда, а рано или поздно пройдет, пришло время снимать швы. И боль снова вернулась в каждую часть её тела. Каждый день девушки из храма Матери выносили из её палаты ворохи бинтов, пропитанных кровью, сочащейся из множества её ран. Но всё заканчивается. И теперь спустя месяцы, единственным свидетельством побоев осталось лишь немного ноющее плечо, да постоянно чесались раздробленные пальцы. И каша. Её неизменная спутница на пути выздоровления.
В дверь постучали. Девора оторвалась от ставшей привычной жалости к себе, посмотрела на кашу и, предвкушая недовольство лекаря, пригласила его войти. Врача за дверью не оказалось, это был