Маркиз повернулся и посмотрел на нее. В его взгляде было нечто такое, что заставило Эмили покраснеть, а сердце ее забиться чаще.

– Вы именно такая женщина, которая мне нужна, – ответил он твердо. – Вы делаете меня сентиментальным.

К тому моменту, как они достигли Моллоуи, на пальце Эмили уже сверкал рубин, который леди Мария образно сравнила с пуговицей от штанов. И правда, он был такой большой, что Эмили с трудом натянула перчатку. Она все еще не верила в случившееся, однако расцвела, словно крупная роза. Лорд Уолдерхерст наговорил ей столько «всякого», что, казалось, перед ней открылись и новые небеса, и новая земля. Все происходящее захватило ее до такой степени, что у нее не осталось ни секундочки – кроме самого первого порыва, – чтобы подумать о леди Агате.

Но, очутившись в своей спальне, она вернулась на землю. Никто такого и представить не мог, никто! Как же сказать об этом леди Агате? И что леди Агата может ответить, хотя она, Эмили, ни в чем не виновата? Она же и мечтать о таком не смела! Ну как сказать, как сказать?

Она стояла посреди комнаты, нервно сжимая руки. Раздался стук в дверь, и леди Агата сама к ней явилась.

С леди Агатой тоже происходило что-то особенное. Это было заметно по глазам девушки, по ее деликатной стыдливости.

– Случилось нечто необыкновенное, – сказала она.

– Нечто необыкновенное? – переспросила Эмили.

Леди Агата села. В ее руке было зажато письмо с Керзон-стрит.

– Я получила письмо от матушки. Конечно, не очень прилично говорить об этом так скоро, но мы с вами столько раз беседовали, и вы были так ко мне добры, что я хочу рассказать вам сама. Сэр Брюс Норман говорил с моим папой – обо мне.

Для Эмили это было последней каплей.

– Он снова в Англии?

Агата кивнула.

– Он уезжал, только чтобы… Ну, только чтобы проверить свои чувства. Матушка от него в полном восторге. Завтра я уезжаю домой.

Эмили слегка покачнулась

– Он вам всегда нравился? – спросила она.

Леди Агата очень мило покраснела.

– Я чувствовала себя такой несчастной, – сказала она и закрыла лицо руками.

А в это время в утренней гостиной лорд Уолдерхерст беседовал с леди Марией.

– Вам нет нужды отдавать Эмили Фокс-Ситон старые платья, – объявил он. – В будущем я сам буду ее обеспечивать. Я сделал ей предложение.

Леди Мария тихонько ахнула, а потом рассмеялась.

– Что ж, Джеймс, – сказала она, – я всегда полагала, что вы куда более разумны, чем большинство мужчин вашего круга и возраста.

Мисс Эмили Фокс-Ситон готовилась к невероятной перемене в своей жизни – превращению из бедной работающей женщины в одну из богатейших маркиз Англии. Все это время леди Мария Бейн, кузина лорда Уолдерхерста, была к ней чрезвычайно добра. Она не скупилась на советы, и хотя совет – недорогой подарок и не требует больших затрат от дающего, для принимающей стороны он может оказаться чрезвычайно ценным. Советы леди Марии были бесценны для Эмили Фокс-Ситон, перед которой стояла грандиозная по сложности задача – приспособиться к простирающемуся перед ней блистательному будущему.

Эмили ловила себя на том, что постоянно повторяет одну и ту же фразу. Эта фраза срывалась с ее губ, когда она была наедине с собой в своей спальне, когда ехала к портнихе, а порою и когда пребывала в обществе своей прежней патронессы.

– Не могу поверить, что это правда! Не могу!

– Что неудивительно, дорогая, – ответила леди Мария, когда услышала эту фразу от Эмили во второй раз. – Но обстоятельства таковы, что вам придется научиться в это верить.

– Да, – ответила Эмили, – я понимаю, что должна. Но все равно все это кажется сном. Порой, – и она со смешком потерла лоб, – мне кажется, что я вот-вот проснусь у себя в комнате на Мортимер-стрит, и Джейн Купп принесет мне утренний чай. И я снова увижу и эти обои на стенах, и красные занавески. Одна из них немного коротковата, и я все думала, что надо купить другую, да только никак не могла выкроить денег.

– И сколько же стоит ярд такой ткани? – полюбопытствовала леди Мария.

– Семь пенсов.

– А сколько ярдов вам было нужно?

– Два. Я могла бы купить ткань за фунт и два пенса, но решила, что могу обойтись и так.

Леди Мария взяла лорнет и принялась разглядывать свою протеже с интересом, граничащим с восторгом – эта история немало ее позабавила.

– А я и не подозревала, что дела так плохи! Даже представить себе такого не могла! Вы всегда держались с таким достоинством и так блюли приличия…

– Я была куда беднее, чем кто-либо мог себе представить… Люди не любят разговоров о чужих трудностях. А те, кто, как я, вынуждены зарабатывать себе на жизнь, должны и вести себя соответственно. Не стоит никого обременять своими проблемами.

– Как умно, что вы это понимаете! – сказала леди Мария. – Вы всегда улыбались, всегда были в таком хорошем настроении! Это одна из причин, почему Уолдерхерст вами восхищался.

Будущая маркиза залилась краской. Леди Мария с удивлением отметила, что у Эмили покраснела даже шея. Ее в немалой степени позабавил тот факт, что Эмили краснеет при одном упоминании ее жениха.

«Она так волнуется, что это даже восхитительно! – подумала старая дама. – Полагаю, она в него попросту влюблена, как может быть влюблена в помощника мясника какая-нибудь нянюшка».

– Понимаете ли, – продолжала Эмили доверительным тоном (одной из наиболее поразительных привилегий ее нового положения была возможность доверительно беседовать с леди Марией), – беспокоишься ведь не только о том, как прожить каждый новый день, главное, что беспокоит – Будущее. (Леди Мария поняла, что этом случае слово непременно должно начинаться с прописной буквы.) Никто ведь не понимает, что сулит Будущее женщине без средств. Становишься старше, здоровье уже не то, сил может не хватать на все поручения, и что тогда? Ах, леди Мария, чтобы иметь крышу над головой и хоть сколько-нибудь приличный гардероб, требуются и ум, и находчивость. Смею признаться, я не очень-то умна, если б была поумнее, может, и придумала бы что-нибудь. А так я иногда просыпалась среди ночи и все представляла, как буду жить, когда мне будет, например, шестьдесят пять… И заснуть после таких мыслей уже не могла, лежала и дрожала до утра, – она побледнела при этом воспоминании. – Понимаете, у меня ведь нет никого… Никого.

– Зато теперь вы станете маркизой Уолдерхерст, – заметила леди Мария.

Эмили сжала руки.

– В это-то и невозможно поверить! – горячо воскликнула она. – Я так благодарна… – и Эмили снова залилась краской.

– Просто скажите «Джеймсу», – с ехидцей предложила леди Мария, забавляясь комичностью ситуации. – Вам придется привыкнуть называть его Джеймсом, хотя бы про себя или в определенных обстоятельствах.