Она зажмурилась. А вдруг теперь Светка будет до ночам к ней являться? Чушь какая в голову лезет…

Боясь остаться со своими мыслями наедине, Даша принялась рассказывать все, что помнила о Луниной. Говорила без остановки, с долгими лирическими отступлениями и такими пикантными деталями, что младший полицейский краснел, а майор удивленно поглядывал на нее через плечо, не спятила ли их свидетельница часом.

Реальность оказалась более суровой. С трудом сдерживая тошноту, молодая женщина вышла на улицу и села прямо на землю. Плакать уже не хотелось. Было тихо и холодно. Обхватив голову руками, она тупо смотрела в пустоту.

"Как странно, — думала Даша, — человека потрясает не только смерть друзей, но и врагов. Вот был человек, живой и теплый, смеялся и любил, обманывал и обманывался, а теперь все — ничего больше не будет… Не сказано, не сделано, не разбито, не пролито. Чужая смерть словно поздравительная открытка от своей собственной, мол, не скучай, жди, я обязательно приду. Memento more[4]".

— С вами все в порядке? — негромко окликнул ее Томек. — Может, врача позвать?

— Не надо, — хрипло ответила Даша и испугалась звука собственного голоса. — Сейчас все будет нормально. Только выкурю сигарету и поговорим.

Выкурить пришлось четыре. Но они, плюс две чашки кофе, плюс рюмка бехеровки сделали свое дело, через полчаса она была почти спокойна.

— Итак, вы уверены, что мертвая женщина, которую вы видели, является Луниной Светланой, вашей знакомой?

— Да, абсолютно в этом уверена. — Даша закусила губу, чтобы не расплакаться. — Как это произошло? Кому понадобилось ее убивать?

В кабинете громко тикали настенные часы. Огромные, с замысловатой резьбой, они выглядели неуместно в этом небольшом, но довольно уютном помещении, где все столы были завалены папками, бумагами вперемешку с чем-то неуловимо домашним, как бывает только на тех рабочих местах, где люди проводят времени больше, чем дома. Томек с безнадежной грустью взглянул на деревянный циферблат и сверил со своими наручными — все точно, начало девятого.

— Вы второй раз говорите об убийстве. Однако многие детали свидетельствуют о самоубийстве, — комиссар раскрыл Папку и достал сложенный вдвое лист бумаги, — вот, прочтите.

Молодая женщина уставилась на Томека.

— Светка кончила жизнь самоубийством? Вы что, шутите?

— Прочтите сами, это ее предсмертная записка.

Даша недоверчиво взяла листок в руки. «Ухожу из жизни добровольно. Не ищите виновных. Тело кремируйте. 3 июня. Светлана».

— Ну, что вы об этом думаете?

— Чушь какая… Простите. Если бы утром она мне не позвонила, а сейчас я не увидела бы ее мертвой… то сказала бы, что это просто глупая шутка.

— Ладно… — он побарабанил пальцами по столу. — Лицо погибшей сведено судорогой, не могли вы ошибиться при опознании?

Молодая женщина медленно откинула волосы назад, веснушчатое лицо выглядело почти прозрачным от усталости.

— Пан майор, мы были знакомы несколько лет. Это она. Можете спокойно звонить ее родственникам. Они-то уж точно подтвердят.

— А кого вы знаете из ее близких?

Даша задумалась.

— Да в общем никого. Однажды видела ее мать, отца, по-моему, не было или я просто о нем не знала. А про всех остальных — понятия не имею, дома у нее никогда не была.

Майор кинул на нее быстрый взгляд.

— Как же так, дружили, общались, а никогда у нее не были, близких не знаете?

— Во-первых, мы никогда не дружили, повторяю еще раз. Больше того — Лунина была мне глубоко неприятна как человек… А во-вторых, вы что, ходите по домам всех ваших знакомых и пьете с их бабушками чай? Представьте, сколько человек училось в университете, плюс их знакомые и знакомые их знакомых — это же не реально. А почему вы не вызовите ее мать, я же опознала… тело. Подождите, пока она приедет, и спрашивайте…

— Не приедет, — как бы про себя, вполголоса произнес Томек и потер ладонью шею.

— Как не приедет? — не поверив своим ушам переспросила Даша.

— Несколько часов назад мы связались с Москвой, и нам сообщили, что ближайших родственников на данный момент не обнаружено.

— Как не обнаружено, а мать?

— Выбросилась из окна своей квартиры. Дочь хотели допросить в связи с этим делом, но она исчезла. И вот появилась здесь. Такие дела.

Деревянные часы тикали в наступившей тишине неправдоподобно громко.

— Какой кошмар, — наконец пробормотала Даша, — что же теперь делать?

Немолодой майор внимательно посмотрел на свою собеседницу и ободряюще похлопал ее по руке:

— Прежде всего попытаться сосредоточиться и вспомнить все, что вы знаете о Луниной, все детали вашего последнего разговора, буквально все, до мельчайших подробностей. — Он кашлянул. — Не скрою, завтра прилетает из Москвы представитель ФСБ и будет работать с нами.

Даша встрепенулась:

— Вы шутите? Светка и ФСБ? Она что, рубиновую звезду с Кремля украла?

— Не могу пока вам ничего сказать. К сожалению, — полицейский развел руками и встал, показывая, что встреча подошла к концу. — Спасибо за помощь, ребята отвезут вас домой.

Вероятно он искренне предполагал, что свидетельница, уставшая от увиденных кошмаров и утомительных процедур допросов, с радостью воспримет его предложение, но вопреки его ожиданиям весь прошедший день неожиданно ударил молодой женщине в голову.

— Не можете? — страшным голосом прошипела она. — А трупы на ночь показывать можете?! А пользоваться мною как Большой советской энциклопедией тоже можете? Так вот что я вам скажу, дорогой пан майор: вы не первый, кто сегодня интересуется Луниной. Целый день меня используют все кому не лень. Хватит! Мне надоело отвечать на вопросы, надоело целый день готовить завтраки, обеды и ужины, надоело, что люди смотрят на меня как на рулон туалетной бумаги — рыхлой, серой, годной лишь для того, чтобы подтереть себе одно место! Передайте вашему коллеге, что если вам понадобится от меня информация, приготовьтесь поделиться кое-чем и со мною! До свидания, я ухожу.

— Подождите, — комиссар опешил от неожиданности, — я понимаю, что вы взволнованы, но нельзя же так! И потом, при чем здесь еда?

Молодая женщина развернулась на каблуках и, опершись двумя руками о стол, угрожающе наклонилась в сторону Томека.

— Я не взволнована, если вы смогли заметить, а просто в бешенстве. Чувствуете разницу?

Тот невольно отшатнулся, но тут же устыдился своего испуга и, поджав губы, сухо произнес:

— Думаю, завтра вы будете по-другому разговаривать. Ваши соотечественники не очень церемонятся, когда речь идет о государственной безопасности.