– Дайте сюда мешок, – прозвучал злобный голос из-за спины, и О’Брайан обернулся.

Перед ним, вперившись немигающим взглядом, словно кобра перед броском, стоял Виктор Викентьевич Еременко. Ни его внешний вид, ни позу никак нельзя было назвать дружелюбной.

– Ты что, парень? – беспечно удивился отставной лидер. – Не хочешь погреться у костра? На, вот, отхлебни. – Волосатик протянул Виктору Викентьевичу початую бутылку виски. – Сними стресс. Меня зовут Патрик О’Брайан. – Все еще придерживая локтем мешок, он протянул руку товарищу по несчастью. – А тебя?

– Дайте сюда мешок, – прошипел Виктор Викентьевич, не меняя ни интонации, ни позы, – в нем дипломатическая почта. Никто не имеет права вскрывать этот груз.

– Да какая, на хрен, почта? – брови О’Брайана взлетели вверх. – Ты что, совсем ошалел с перепугу? Того и гляди, мы тут концы отдадим от холода, а ему бумаги на растопку жалко! Знаешь что, парень, – примирительно добавил бывший хиппи, – лучше отойди-ка в сторонку. Я не очень уважаю людей, которые не подают мне руки.

– Положите мешок туда, где вы его взяли. – Слова Виктора Викентьевича прозвучали, словно предупредительный выстрел.

– Положить мешок? – насмешливо переспросил неуступчивый ирландец. – У тебя, парень, что, кулаки чешутся? – предположил он. – Так я пожалуйста, с удовольствием намылю тебе шею. – С этими словами О’Брайан нагнулся, осторожно воткнул в снег недопитую бутылку, примостил рядом злополучный мешок, картинно поплевал на ладони, сжал кулаки и принял бойцовскую позу. – Ну, иди сюда, дипломат хренов! Всю жизнь мечтал свернуть скулу какому-нибудь долбаному политику. Ты америкашка? Янки поганый? – спросил Патрик, слегка подпрыгивая на месте.

– Русский, – ответил Виктор Викентьевич, исподлобья глядя на гарцевания ирландца.

– О, уважаю, – искренне произнес О’Брайан, – хорошие люди. А дипломаты – все говно, – добавил он и снова позвал: – Ну, давай, иди сюда.

Вокруг бойцов уже собралось несколько зевак. Причину раздора никто не знал, поэтому встревать и предотвращать предстоящий поединок никто не спешил.

– Вы что, с ума посходили, – к О’Брайану подскочила вездесущая бортпроводница, – как вам не стыдно, господа! Молитесь богу, что в живых остались, а вы теперь поубивать друг друга хотите?

– Эта шкура бумаги на костер жалеет, – ирландец кивнул в сторону Еременко.

– Это дипломатическая почта, – спокойно ответил Виктор Викентьевич, без малейшей опаски подошел к отставной рок-звезде и поднял свой мешок. – Спасибо, что постерегли, – бросил он О’Брайану, озабоченно вращая головой по сторонам в поисках остального своего багажа.

Заметив в руках како-то незнакомки свой кейс, который Виктор Викентьевич до сих пор не выпускал из рук, он опрометью бросился к украшенной синяками женщине, остервенело выхватил чемодан и, словно падальщик, отскочил в сторону, прижимая заветный чемоданчик к груди.

– А еще русским себя зовет. – Патрик презрительно сплюнул в снег и повернулся к бортпроводнице. – Костер развести надо, – О’Брайан озвучил пришедшую ему в голову мысль. – Все возле него, конечно, не поместятся, но хотя бы усадить к огню детишек и раненых…

– В баках, в крыльях, – поправилась стюардесса, – наверняка осталось горючее. А жечь можно все, что найдется в салоне: кресла, пластиковую обшивку, драпировку. Правда, дым будет едкий и вонючий… – посетовала девушка, но ирландец и в этом нашел свои достоинства:

– Ничего, – ответил он, отправляясь внутрь исковерканной машины в поисках горючих предметов, – зато тепло, и дым издалека будет видно. Может, кто увидит или с самолета засекут. Послушайте, – обратился он к стюардессе и остановился, – я не хлюпик, поэтому можете сказать мне честно: о нас хоть знают? Я имею в виду – догадываются, где нас искать? Мы ведь в таких условиях долго не протянем… Я, конечно, помогу, чем только можно, – предложил свои услуги О’Брайан, – но долго защищаться от холода мы не сможем…

– Нас ищут, – успокоила ирландца перепачканная кровью девушка. – Командир успел перед посадкой, до того, как мы повредили радиоаппаратуру, послать сигнал бедствия. И потом, – с уверенностью добавила стюардесса, – на всех самолетах такого класса предусмотрены радиомаяки. Так что о нашем местоположении уже наверняка знают, и помощь где-то на подходе.

– А разбиться при посадке этот ваш маяк не мог? – озабоченно спросил хиппи.

– Исключено. – Наверное, впервые после посадки девушка улыбнулась. – Они упакованы в сверхпрочные колпаки. И потом, – добавила она, – кроме маяков, есть еще и другие средства обнаружения. Нам надо просто немножечко потерпеть…

– Дай-то бог, – с сомнением вздохнул ирландец и с остервенением принялся выворачивать из палубы обтянутое тонкой кожей кресло…

– Ну что, командир? Далеко еще? – широкоплечий Коноваленко с трудом протиснулся в узкую дверь «Ан-24». – Есть какая-нибудь информация по точке?

– Погода вас подвела, – ответил пилот, стаскивая с головы внушительных размеров наушники. – Под нами пурга с сильным снегопадом. Видимость нулевая. Есть ориентиры со спутникового пеленга, – сообщил летчик и разочарованно добавил: – Но точно сбросить я вас не смогу. Сам понимаешь…

– Понимаю, – безрадостно отозвался Олег Петрович. Он знал, что спутниковый пеленг, при нашей еще не отработанной системе «Поиск», означает не определенную и конкретную точку, а круг диаметром в десяток, а то и больше километров. Конечно, идеально было бы разглядеть с воздуха останки самолета и десантироваться точно к месту крушения, но…

– Ладно, – ободряюще потрепал он пилота по плечу, – дашь нам знать минут за десять до выброски.

Летчик молча кивнул, и Коноваленко покинул кабину экипажа в расстроенных чувствах. Его не пугала предстоящая перспектива десантирования. И ему, и членам его боевой группы приходилось прыгать и не в таких погодных условиях. Десантирование отрабатывалось и в снег, и в дождь, и ночью, в полной темноте. Так что сам прыжок трудности не представлял. Настораживал снегопад.

Если судить со слов пилота, выбросят их вслепую. И хоть радиус поиска сузился до пятнадцати-двадцати километров, отыскать потерпевших крушение все равно будет очень непросто. Коноваленко хорошо знал, что такое полярная пурга. Это означает, что видимость ограничена каким-нибудь десятком метров. Дальше – сплошная белая пелена снега. Можно пройти в пяти метрах от человека и не заметить, если специально его не высматривать. И с самолетом то же самое. Пройдут метрах в пятидесяти от цели и не увидят, проскочат мимо…

Ко всему прочему, снег наверняка уже завалил все следы посадки, которые могли бы вывести поисковиков на нужное направление. Ни следов шасси, ни колеи от брюха, если лайнер садился на корпус, они уже не обнаружат. А это тоже было не в пользу спецназовцев.

И что самое плохое в этой ситуации – отсутствие видимых ориентиров. В таком снежном «тумане» можно часами двигаться вперед, прочесывая местность, и даже не подозревать, что на самом-то деле ты все время блукаешь по одному и тому же круглому пятачку, размером в каких-нибудь полкилометра…