— Мне тут намедни делегация староверов из Замосковоречья приходила, — сообщила Наталья, расслабленная после бани да последующего… общения с мужем. Герцог приподнял голову с подушки и заинтересованно уставился на жену — он давно ее знал и понимал, что таким тоном она сообщает только важную информацию. Правда, почти тут же мысли его приняли несколько иной оттенок…

— Уймись, охальник, — шутливо стукнула его супруга, — соизмеряй аппетиты.

— Все, все, говори, — сдался тот.

— Староверы приходили и… Знаешь, сперва ничего толком не сказали, все ходили вокруг да около. После же дали понять, что если ты продолжишь славянскую политику, то сможешь еще больше опираться на их общины.

Интересненько… Князь чуть не подскочил с кровати — с общинами староверов его и без того связывали самые лучшие отношения, а вот так… Это значит, что теперь у него появится дополнительная разведсеть как в России, так и в Европе. Плюс — финансовые возможности староверов внушали уважение.

Мало того, что многие богатые купцы после Раскола ушли в подполье и стали скрывать свое состояние… Так по косвенным данным, некоторые «старцы» были хранителями вовсе немыслимых богатств едва ли не с языческих времен. Причем что характерно, «старцы» эти были из ветвей старообрядчества, тесно переплетавшихся с язычеством[24]. Сталкивался уже с ситуациями, когда выясняется, что те самые «старцы» хранят не только золото, но и знания — не чертежи космических кораблей, понятное дело… Но были у них карты месторождений, о которых еще никто не подозревал, были весьма неплохие медицинские познания по части трав… В общем, дружба с ними сулила хорошие дивиденты.

Ранее «лобызания» несколько утихли из-за претензий отдельных «старцев» на духовную власть. С горящими глазами фанатики пытались доказать князю, что он ДОЛЖЕН принять их ветвь православия, а их — в качестве учителей. Объяснения, что это не ко времени и в протестантско-католической стране попросту опасно, отметались. Так что сотрудничество пусть и продолжилось, но отношения несколько охладели. Увы и ах, но несмотря на несомненные плюсы, многие староверы были еще и упертыми фанатиками, всегда готовыми «Пострадать за веру». Ну а теперь ему предложили свои услуги представители других направлений «исконного» православия[25].

В двор московской усадьбы Головиных он вышел задумчивый — настолько, что даже разминку совершал скорее формально, что редко с ним бывало.

— Па-ап, — прервал его раздумья восьмилетний Богуслав, — ты обещал показать нам «Стальной смерч».

Почти тут же заныли и остальные детишки — не только его, но и Головинские — в самом широком смысле, ибо сюда же входили, к примеру, отпрыски Рысьева, женатого на одной из женщин рода. Да и взрослые не остались в стороне… Что ж, репутацию грозного воина нужно иногда подтверждать — и лучше делать это не в битвах и не на дуэлях, а на таких вот родственных «междусобойчиках», когда собирается вся родня и друзья.

Вытащив клинки из ножен и придирчиво рассмотрев — не потускнел ли металл, Рюген накинул на кисти темляки[26] и начал потихонечку вращать саблями. Постепенно движения становились все быстрее и быстрее и вот уже видно только два сверкающих круга. Постепенно двигаться начали не только руки, но и все тело. Князь делал выпады, уклонялся, «ломал» носком сапога колени, а каблуком — ступни невидимому противнику. И все это быстро, очень быстро… И долго. Тот же Рысьев был одним из лучших мастеров клинка в гвардии и «танец с саблями» в его исполнении всегда производил впечатление. Да, не так быстро и некоторые пируэты в принципе не были ему доступны — гибкость, прыгучесть и «текучесть» Померанского была далека от нормы. Во всяком случае, прыжки выше собственного роста были для Рысьева недоступны. Но главное — время. Прошла минута, вторая… Даже опытнейшие бойцы в расцвете лет начали бы задыхаться, а герцог прервал свой танец только через десять минут.

Раздались восхищенные возгласы и мужчины тут же обступили родича, делясь впечатлениями и прося поделиться секретами. У мальчишек же «звездой» стали Богуслав со Святославом — для своего возраста они были более чем хороши и сейчас демонстрировали детворе уже свое умение.

До Владимира сквозь говор обступившей толпы время от времени доносились детские разговоры:

— А мой папка еще и не так…

— … сто турок в том бою, головы — раз!

— …смогу… вырасту.

Несколько дней относительного отдыха в Златоглавой… Относительного потому, что дела Департамента никак его не отпускали и Ломоносов с Кантом использовали авторитет принца как своеобразный таран для решения некоторых дел.

— Ну сам знаешь, княже, — басил Михайло Васильевич, бесцеремонно хватая его за обшлаг и подтаскивая к столу с документами. Померанский не сопротивлялся — привык уже к своеобразным манерам гения.

— Время, мать их! — Тут Ломоносов погрозил кулаком куда-то в сторону окна, — всем Москва хороша, но вот «раскачиваются» долго!

— Так есть, принц, — мрачновато подтвердил Иммануил Кант, — москвичи работать уметь, но вот если что-то новое… Все — стоять, размы… думайт. Стоять — и не подвигнешь их с мест — толко с пинка. Потом да — подходят, говоряйт:

— Спасиб, молодец, но потом. А когда пинаш — ругаются, шум поднимайт. Вы пнеш — ругаться не будут, честь большая, авторитет. Много быстрее дела сделаем.

Ну и куда деваться? Ходил, «пинал»… Пришлось навестить самых значимых москвичей вместе с учеными мужами, показывая важность последних.

Затем — все, начались репетиции коронации. Роль у Грифича в ней была небольшая, но важная — он и канцлер Воронцов заменяли некоего условного отца в сложной церемонии венчания Павла на царство. Канцлер — как первое лицо государства после императора — плюс как родственник. Рюген — как Наставник, который в русской традиции тоже считался родичем, причем очень близким.

Вообще, церемония получалась дико сложной и красивой. Очень много аллегорий, отсылок к древнегреческим и древнерусским мифам, к Евангелию, к Голубиной книге[27], еще к чему-то. Знатоки были в восторге, а престарелый князь Щербатов, отпраздновавший недавно восьмидесятилетний юбилей, в припадках умиления принимался жевать свой парик, стягивая его с плешивой головы.