Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какие бы ни плели политические интриги, какую бы сложную ложь ни писали в газетах, главным в этой войне было стремление людей вроде моего итальянца обрести достойную жизнь, которую — они это понимали — от рождения заслуживает каждый.
Лицо этого итальянца, которого я и видел-то мимолетно, осталось для меня зримым напоминанием о том, из-за чего шла война. Я его воспринимаю как символ европейского рабочего класса, который травит полиция всех стран, как воплощение народа — того, который лег в братские могилы на полях испанских сражений, того, который теперь согнан в трудовые лагеря, где уже несколько миллионов заключенных.
…Узнают ли такие люди, как тот солдат-итальянец, достойную, истинно человечную жизнь, которая сегодня может быть обеспечена, или этого им не дано? Загонят ли простых людей обратно в трущобы, или это не удастся?
Сам я, может быть, без достаточных оснований верю, что рано или поздно обычный человек победит в своей борьбе, и я хочу, чтобы это произошло не позже, а раньше — скажем, в ближайшие сто лет, а не в следующие десять тысячелетий.
Вот что было настоящей целью войны в Испании, вот что является настоящей целью нынешней войны и возможных войн будущего.
Больше я не встречал моего итальянца, и мне не удалось узнать его имя. Можно считать несомненным, что он погиб…"
Под влиянием деда он пошел в армию, под влиянием деда — добровольцем пошел в Афганистан. Теперь он здесь.
К чему это? К тому, что читая дневник генерала, он почему-то подумал, что такой мог написать и его дед.
Оскорбленный до глубины души профанацией святого.
В их семье была напряженка с этим. Какие-то темы были табу, их не упоминали. Например, то, что отец не пошел в ГРУ, стал чистым дипломатом. О навезенных из-за границы шмотках и аппаратуре.
Дед и ему не говорил ничего. Но он-то — видел.
…
Утром он снова был на позиции у посольства. И тут ему улыбнулась удача. Рядом с посольством остановилась черная Татра, человек быстро вышел из нее и прошел внутрь. Николай узнал его — один из «охотников».
И тут, значит…
Пока он запомнил машину и номер.
…
Басин появился после обеда, когда Николай уже начал унывать и думать, как ему быть дальше. Он был на машине, под лобовым стеклом которой была карточка корпункта ТАСС…
Когда Басин сел в машину, тронулся — Николай был уже рядом. Стукнулся об набирающую ход машину, но так чтобы не под колеса.
Басин тормознул — тут строго.
— Ты куда смотришь?..
Увидев, кого он едва не сбил, оборвал себя на полуслове.
— Давай в машину! Быстро!
Оглянувшись — не увидели ли от посольства — сел снова за руль.
— Ты как тут…
— Я вас искал…
…
С одной улицы на другую, под мелодичный звон звонков трамваев и время от времени ругань чехов — Басин все кружил и кружил по Праге, пытаясь стряхнуть хвост, неважно был он или нет, и заодно — думая что делать. Наконец, он не придумал ничего лучшего, как заехать в гостиницу — но не центральную и тем более не ведомственную, а так — на окраине.
Там и разберемся.
…
В Чехословакии — церберов на дверях, как в родном Союзе не было. Все как там — плати за номер и заселяйся. В остальном все то же самое — задрипанные шторы, типовая мебель из ДСП, телевизор…
Полковник Басин попытался его включить — еще и не работает…
— Так… давай по порядку. Первое — ты в розыске.
— За убийство? — уточнил Николай.
— Какое еще убийство? — не понял Басин.
— Генерал Половцев убит.
У полковника глаза на лоб полезли.
— Ты серьезно?!
— Вполне.
— Ты в розыске как дезертир. Причем дезертир с оружием.
Значит, они до сих пор не разыграли карту смерти Половцева, даже не попытались повесить его смерть на него. Но почему? Ведь все равно кто-то рано или поздно поднимет тревогу, и тогда промедление заставит задавать вопросы.
— Товарищ генерал убит на охоте. На моих глазах.
— Рассказывай, — потребовал Басин, садясь на свое место, — все по порядку. Кто-когда-что. Без «зачем» это потом думать будем.
Николай доложил ситуацию. Басин не перебивал, только пару раз поморщился — это было слишком даже для него. Когда Николай закончил доклад, Басин какое-то время сидел молча. Потом заметил:
— Рассказать кому — запихнут в психушку. И будут правы.
— Это правда.
— Почему возник этот конфликт… который стрельбой закончился. Ты понял?
— Никак нет. Но…
…
— Они все вели себя как люди, встречающиеся не первый раз. Хорошо знающие друг друга.
— Ладно, потом. Ты имеешь какое-то отношение к гибели полковника Соболева?
Николай вынужден был рассказать и эту историю. Басин присвистнул.
— Нормально. Все полпредства на ушах стоят, подобного не бывало со времен убийства Воровского. МИД ноту Бонну предъявил, первые отделы по всей Европе на ушах стоят. Считается, что покушение совершили крайне правые. Неонацисты, проникшие в Берлин и решившие устроить провокацию.
…
— А ты не знаешь, почему на самом деле стрельба началась?
— Может, из-за дневника?
— Какого дневника?
— Дневника генерала, я нашел дневник генерала. Половцев сказал мне, где искать. Перед смертью.
— С собой?
Николай кивнул. Басин протянул руку.
— Сам читал?
— Пару страниц.
— И что там?
— Антисоветчина. Судя по дневнику — я не до конца дочитал — он созрел для действий. Действий, может для хунты. Я слышал от него — военное положение.
Басин выругался.
— Лев Толстой, мать его. Еще кто-то читал?
— Нет.
— Это хорошо. Дальше?
Николай рассказал о погоне. Как он убрал болгар.
— Документы забрал?
Николай снова полез в карман.
— Вооруженные силы. Липа.
— Почему — липа?
— Я на глаз вижу. Опиши их.
Николай описал как смог.
— Винтовки Мосина? Куда дел, кстати?
— Прикопал в надежном месте, уже в Германии.
— Я был советником в Болгарии одно время. Они получили крупную партию мосинок сразу после войны, когда у нас их сняли с вооружения. Часть переделали на охоткарабины — Мазалат назвали. Часть — вооружили кого-то вроде егерей.
…
— У них границы одна другой краше, нормальная только с нами. С румынами конфликт,