Отчёт я решила занести в другой раз, чтобы уж совсем явно не показывать на себя отрезанным пальцем и наконец-то отправилась домой, позвонив Сашке по пути.

— Черт, я уже венок выбрал, — буркнул слегка недовольно. — Тебе бы понравился.

— Скотина, — засмеялась в ответ и отключилась.

Было уже довольно поздно, но сон не шёл. Из головы не выходила эта идиотская история с тройничком, а точнее, Людкины мотивы. Одно дело быть готовой пойти на все ради любимого мужчины и совсем другое — притащить в святая святых ещё одну женщину. Я бы не смогла. Делить его ещё с кем-то? Нет уж, увольте…

Мысли плавно потекли в другое русло, возвращая к проведённому вместе времени. К его улыбке через все лицо, к сверкающим глазам и расслабленной, развязной походке, которой он шёл эти четыре метра от двери до стола. Четыре метра счастья… а я хотела марафон.

Утром я слонялась по квартире, не зная, чем себя занять, и пыталась собрать воедино обрывки сведений, но картинка не складывалась. Не придумав ничего лучше, я вновь отправилась на кладбище, решив, что близость Люды сможет натолкнуть меня на какую-то мысль, но по итогу просто стояла и таращилась на ее фотографию, пока не услышала хруст снега поблизости.

Развернулась и едва не поморщилась от досады, вновь увидев тень ее матери.

— Снова Вы? — спросила с удивлением, а я слегка пожала плечами, сказав абсолютную правду:

— Постоянно о ней думаю.

— Больше никто не заходит, — обиженно поджала она губы. — Ни сюда, ни ко мне… Ни подружка ее, как испарилась, ни дружок, будь он неладен…

— И у меня молодой человек такой же, — хмыкнула горестно, а ее мать посмотрела с интересом. — Знаете, мы не дружили с Людой. Ни разу даже парой фраз не перекинулись не по работе. Но стою я тут и думаю: я молода, друзей нет, живу отдельно, люблю мерзавца. А ну как завтра по-соседству будем? И тоже никто не придёт… и вроде надо бы что-то изменить, а сил нет, — она стояла, смотрела полными слез глазами и слегка кивала в такт моим словам. — У неё вот хоть Вы были, могла поделиться переживаниями. А у меня мать — одно название. Работа ее детище любимое.

— Да как же так… — неловко всплеснула она руками, а я развела свои в ответ:

— Как-то так, — улыбнулась через силу и сказала: — Пойду, у Вас своих горестей на десятерых.

Развернулась, чтобы убраться отсюда поскорее, но она ухватила меня за руку.

— Можешь мне рассказать, — сказала торопливо, резко перейдя на «ты». — Свою не уберегла, так может хоть чужую…

— Я… — замямлила в ответ, не ожидая такой реакции. — Мне как-то неловко…

— Да что неловко… — пожала она плечами, — я такого наслушалась, ничего нового не расскажешь.

— А за волосы он ее из машины выволакивал? — усмехнулась чуть злобно, а она поморщилась:

— Года полтора назад избил так, что две недели в моей постели отлёживалась, боялась на работе показаться с разбитым лицом.

«Полтора года назад» — шепнул внутренний голос, а в голове щёлкнул тумблер. Видимо, что-то отразилось на моем лице, потому что она слегка усмехнулась и пошла по направлению к выходу, мягко взяв меня за рукав.

— Как вы познакомились? — спросила она, когда мы прошли метров пятьдесят вместе.

— Он меня сбил, — ответила правду, а она посмотрела с удивлением. — Я выбежала на дорогу, хотела успеть перехватить такси, а тут он на своей большой тачке.

— Какая-то мания у них, — скривилась ее мать, — чем больше, да чернее, тем лучше. У этого тоже здоровая, только гробы возить… я ей так сразу и сказала, а она заладила: Владик да Владик. Совсем помешалась…

— Красивый? — спросила сочувственно, а она кивнула:

— Как с обложки. А взгляд такой, что аж до мурашек пробирает… холодный, злобный… я бы на такого даже не посмотрела. Даже не фотографии видно, что дрянной человек. Знакомить-то она и не рискнула, из окна только видела, — я остановилась возле своей машины и неловко перебирала ключи в руке, глядя в снег, пока она не спросила: — Может, чаю?

— Спасибо, — выдохнула с облегчением и разблокировала машину. — Какой адрес?

Она назвала улицу и номер дома, а я вбила их в навигатор и неспешно тронулась с места, спросив между делом:

— В больнице познакомились? У нас то и дело…

— Нет, с местными она не крутила из принципа, — поморщилась ее мать, а потом добавила горестно: — На это ее принципов хватало… Пришлый какой-то.

— Угораздило же… — вздохнула в ответ и поняла, что мы почти приехали, с удивлением взглянув на навигатор.

— Недалеко дочка переехала, — вздохнула ее мать, а мое лицо исказилось гримасой сострадания.

Мы молча поднялись в квартиру, я получила ярко-розовые домашние тапочки и с некоторым опасением влезла в них, в самом деле почувствовав себя в Людкиной шкуре.

— Простите, я даже не знаю Вашего имени, — сказала со вздохом, присаживаясь на старенькую табуретку, обтянутую коричневым дермантином.

— Тамара Петровна, можно просто Тамара, — слегка улыбнулась она через плечо, продолжая возиться у плиты.

— Я — Вероника, — представилась, а она развернулась и уточнила:

— Ушакова?

— Наслышаны? — слегка скривилась в ответ, а она хмыкнула:

— Ты как-то Людочку отчитала, очень она злилась. Хотя, признала, что по делу, но все равно обидно, прилюдно когда.

— На работе я монстр, — ответила со вздохом. — А как иначе? Всё смешки, да плоские шутки вслед, а то, что я лучшая на потоке была и многие из практикующих мне в подметки не годятся — это никого не интересует, — и передразнила парня с каталки: — Блондиночка.

— Вот и у Люды та же проблема была, — поддакнула Тамара Петровна. — Медсестричка. Потому она в больнице ни с кем и никогда.

«А вот это вилами по воде…» — буркнула про себя, а вслух спросила:

— Как же она с ним познакомилась?

— Татьяна познакомила, подруга ее закадычная, — поморщилась женщина. — Чует вину, носа не показывает. На поминки не осталась, в сторонке постояла на кладбище и уехала, я ее даже не видела, потом уже соседка сказала. С медшколы дружат, и что же? Вот так и проверяются…

— Может и хорошо, что у меня друзей нет, — хмыкнула, водя пальцем по столу. — Одни разочарования.

Она кивнула и поставила на стол заварочный чайник и две милые чашки в мелкий цветочек, а я в самом деле принялась жаловаться на судьбу, неожиданно увлёкшись, а закончила совсем уныло:

— Приходит, когда хочет, уходит, когда просишь остаться, меня гонит, если не к месту пришлась, а я все терплю, лишь бы ещё хоть разок увидеть, как он улыбается, забывшись. Ни одной фотографии вместе, ни свиданий приличных, ни цветов, ни подарков…