Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачем обязательно весь спектр этих эмоций именовать любовью? Неужели, женщинам так легче?
— Ненавижу тебя, слышишь? — плачет в трубку Николь, так и не дождавшись ответа.
— Мне кажется, ты врёшь, Ника. Сама себе чего-то не договариваешь. Я приеду, и мы спокойно пообщаемся.
— Не вру. Хочешь, я тебе докажу? Знаешь, какое желание я загадала в полночь?
— И какое же?
— Чтобы тебя вообще и вовсе не было.
Горько усмехаюсь, подходя к окну и закуривая новую сигарету.
Едкий дым, выжигающий легкие, — то, что нужно.
— Чтобы. Тебя. Никогда. В моей. Жизни. Не было, — повторяет Николь как мантру, вбивая каждое слово в крышку гроба нашего брака…
Все в порядке.
— Что ж, — произношу чужим голосом. — Если это единственное твоё желание… Надеюсь, ты, дорогая, двадцать семь лет не зря веришь в новогоднее чудо, и оно сбудется…
Глава 10. Николь
Манная каша, закипающая на плите, сплошь покрыта мелкими пузырьками. Монотонными движениями размешиваю, но в какой-то момент понимаю — вязкая субстанция просто-напросто прилипла к сотейнику. Кухня наполняется горелым запахом, а живот скручивает в тошнотном позыве.
— Это знак, — Савва стоит рядом и наблюдает, как я выкидываю застывший манный комок.
“Знак…”
Сердце не на месте от одного такого слова. Вчерашний разговор с Тиграном въелся в нашу общую рану под названием брак и до сих пор орудует там металлическим скальпелем.
Дурно становится. Нехорошо.
На кровати в спальне лежит конверт. Я нашла его в кабинете мужа. Сверху рукой Тиграна было написано мои имя и фамилия: “Николь Мансурова”. Сухо, по-деловому.
Внутри конверта я обнаружила договор с европейским издательством на выпуск моей первой книги про бельчонка на английском языке.
Шок, что муж все-таки знал про мои книги, не сходит. А осознание, что мои книги будут издаваться за рубежом, никак не придет.
Настежь открываю окно, впуская свежий, морозный воздух на кухню.
— Может, хлопья с молоком? — устало спрашиваю.
— Ура!
Достаю с полки шоколадные шарики, заливаю их молоком и пододвигаю тарелку к сыну. Взгляд то и дело косится на часы.
Сейчас утро, время, когда Тигран должен был прилететь. От него ни звонка. Не то что я ожидала отчет о его передвижениях, особенно после вчерашней ссоры, но…
Крепко удерживаю кухонное полотенце в руках, встраивая пальцы в ровные ряды перекрещенных нитей. Глаза слезятся от бессонной ночи. Стоит ли еще говорить, что я плакала?
Чувство вины тяжелое. Сначала давило на плечи, потом каким-то хитрым способом проникло внутрь. Ощущение, что наглоталась булыжников.
— Вкусно? — спрашиваю сына, потеребив того по макушке. Накидываю сухую улыбку. Ну, хоть так.
— Очень. А когда папа приедет?
— Папа… Скоро.
Зажимаю переносицу указательным и большим пальцем. В груди огонь мечется из угла в угол, не находит высвобождения.
Наблюдаю за Саввой. Тот чуть хмурится, когда несколько капель молока, окрашенные шоколадными хлопьями, попадают на стол. В этот момент он очень похож на Тиграна. Его маленькая копия.
Отворачиваюсь, чувствуя, как приближается новая партия слез.
— Мультики? — с энтузиазмом спрашивает Савушка.
Беру пульт, включаю. Как не кстати на канале идет выпуск новостей. Вместо того чтобы переключить, застываю на месте. А пульт с треском приземляется на пол.
“Рейс Нижневартовск — Москва, вылетевший ранним утром, пропал с радаров. На многократные вызовы диспетчера экипаж не реагировал. Ситуация находится под контролем специальных служб.”
Горло стянуло до нехватки кислорода, под грудью чернеет выстрел, края раны еще тлеют и жгут.
Зажмуриваюсь, желая, чтобы увиденная картинка исчезла.
“Чтобы тебя вообще и вовсе не было…”
“Ненавижу тебя, слышишь?”
“Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи”
Господи, неужели это все происходит наяву?
Во рту разливается горький вкус, гул в голове не прекращается, только нарастает, как радиопомехи.
Мы никогда не задумываемся о сказанных словах близкому человеку. А вдруг они окажутся последними?
Считаем, что наши чувства, наше состояние и переживание всегда важнее. Вчерашние слова теперь бельмом на глазу светятся и на дают ясно видеть.
Помню, когда родился Савва, Тигран ни на шаг от нас не отходил. Я воспринимала это как заботу, любовь, хоть он и ни разу не обмолвился о своих истинных чувствах. И, как это ни странно, я была счастлива. В ту самую секунду, когда Тигран взял своего сына на руки, когда отмечали его первый день рождения, наш первый отпуск втроем…
И если бы я только могла забрать те слова назад…
Да быть этого не может.
Мысль, что я больше не смогу его обнять, пригласить к ужину, да даже испечь его, как оказалось, нелюбимые пироги, стирает в пыль.
— Мам, ты почему плачешь?
Наскоро вытираю щеки, которые абсолютно мокрые от слез. Рвано вдыхаю воздух, понимая, насколько он холодный.
— И где папа? Почему его еще нет? Он обещал быть к завтраку!
Запоздало хватаюсь за телефон в попытке набрать номер мужа. Абонент не в сети…
Губительный разряд тока зажимает сердце как упругая колючая проволока и стискивает мышцу.
Иногда мы мало осознаем силу наших мыслей и желаний. И да, это говорю я, мечтательница и сказочница. В какой-то момент, когда сказка заканчивается, образуя воронку из обид, можно натворить дел. Привычные уставы рушатся. А новые… не знаю, как их строить.
Мне бы к мужу, уверена откуда-то, он бы помог.
— Рустам Тагирович, доброе утро…
Только вот оно совсем недоброе.
— Я слышал, Николь, слышал, — убито отвечает, провоцируя новую партию беззвучных слез, — я уже связался с нужными людьми, жду от них вестей.
— Сообщите, пожалуйста, как только станет что-то известно.
— Разумеется. Ты… Савке пока не рассказывай, — с выдохом произносит. Мой взгляд как раз падает на ничего не понимающего ребенка.
До бабушки дозвонилась не сразу. А как только услышала родной голос, не сдержала всхлипа.
Страх за Тиграна объемный, и словами не передать. Я в жизни так ничего не боялась.
Он ведь такой большой. Сильный. Ночью всегда обнимает крепко, а утром просыпается и снова чужой. Да что с этой ледяной глыбой может случиться?.. Бред какой-то.
Пока жду каких-то новостей, перебираю в голове все хорошее, что с нами случилось за эти года. Пытаюсь увидеть и свои ошибки. Ведь в ссорах чаще всего виноваты оба.
И если бы я могла вернуть время вспять, то мои последние слова в том разговоре были бы другими.
Я бы сказала, как люблю его. Несмотря на то что