а ближайший самолет до Краснодара только послезавтра. И вообще — зачем спешить? Что — плохо принимают? Пусть гость скажет — хозяин со всей душой…

— Понимаешь, брат… Надо! Оператор тут один справится — он вообще мужик толковый, это уж так случилось сегодня. А я — в редакцию, первый! Понял? Пока они все тут туда-сюда…

— Поймешь вас, прессу! — вздохнул Гадаев-младший устало и потянулся к висящему на спине стула галстуку: — Поехали!

Выяснилось, что есть еще один путь: морем, на рейсовом катере до Красного Мыса — поселка на территории России, оттуда два часа до аэропорта, а там уж…

Через короткое время, расставшись с самым элегантным из халкарских джентльменов, Виноградов уже штурмовал в толпе крикливых и суматошных местных жителей узкий и шаткий трап видавшего виды «челна».

…Виноградову удалось в конце концов пристроиться на корме, в крохотном пространстве между служебным трапом и вентиляционной трубой машинного отделения. Положив под голову свернутый плащ, он уселся на сумку и вытянул оплывшие тяжестью ноги — безумно хотелось снять ботинки.

Ветер здесь не чувствовался, а может быть, он просто стих к концу дня. Лениво припекало дымчатое солнце. Урчал, заставляя мелко вибрировать металлическую палубу, дизель; пахло водорослями и соляркой. Некоторое время вверх-вниз по трапу бегали еще голосистые табунчики смешливых детей, вторгаясь в полусонное сознание Владимира Александровича, но вскоре усталость и размеренная качка взяли свое…

Виноградов открыл глаза, прислушиваясь к чувству непонятной тревоги, холодно шевельнувшейся под сердцем. Прислушался: далекий гомон пассажиров, нарастая, перекрывал уже ставшие привычными звуки.

Посмотрев на часы — проспал всего минут сорок, не больше, — он слегка приподнялся, высунув голову так, чтобы видеть окружающее.

Все было по-прежнему. Изумрудные перекаты волн равнодушно пожирали друг друга, вдали темнела зубчатая лента берега, разорванная в нескольких местах белыми кубиками пансионатов. Владимир Александрович посмотрел налево — и там почти безоблачное небо мирно уползало за горизонт.

— Нэ там, нэт! Вот она! — невесть откуда взявшийся носатый парень в армейской рубахе и джинсах одной рукой крепко вцепился в плечо Виноградова, а другой тыкал куда-то вверх, почти прямо по курсу.

Там, куда он показывал, черная суетливая точка уже обретала очертания сердитой толстой стрекозы. Разрастаясь со стремительным ревом, она превратилась в огромный штурмовой вертолет, проутюживший воздух над палубой своим камуфлированным брюхом.

Виноградов непроизвольно вжал голову в плечи и присел в спасительную тесноту. Стало страшно.

— Почему? Это что? — с трудом пытаясь не поддаться охватившей уже пассажиров панике, Владимир Александрович заставил себя встать на ноги.

Сосед не отвечал — он уже сдернул с плеча допотопный «Калашников» и досылал патрон в патронник… Отделенный белым металлом рубки, Виноградов не мог видеть, что творится на пассажирской палубе и в стеклянном носовом салоне, в поле зрения были только те, кто при посадке оказался рядом, — старик в барашковой папахе, черноволосая женщина, обложенная корзинами и тюками, дети — двое притихших пацанов лет десяти и девушка, очевидно, их старшая сестра…

Тем временем вертолет, описав в темнеющем небе грациозную дугу, вновь устремился к судну. Беззвучные в накатившемся грохоте, запульсировали белые злобные огоньки — очередь из крупнокалиберного пулемета…

Несколько мгновений спустя Владимир Александрович увидел себя судорожно забившимся в щель за вентиляционной трубой — жалкое, трясущее воспаленной головой существо, прижимающее к груди сумку! Выругавшись, он отлепился от раскаленной переборки.

Где-то впереди, в носовой части судна, пронзительно, на одной ноте кричала женщина. Металлическая ступень трапа в метре от виноградовского «убежища» была прошита пулей — круглое, с загнутыми внутрь равными краями отверстие сразу же бросилось в глаза Владимиру Александровичу. Потом он увидел мертвую женщину, опрокинувшуюся на свою кладь, сбитых в неподвижный комок детей, старика, молитвенно уткнувшего седую бороду в ладони.

Носатый сноровисто менял магазин.

— Вот пи-лять! — выдохнул он, справившись, и пристроился поудобнее. Вороной ствол поднялся навстречу возвращающемуся реву.

— Иды суда!

Но пятнистый «штурмовик» появился не там, где ожидали, — Виноградов увидел его справа по борту стремящимся наперерез теряющему ход катеру. По обе стороны пятнистого брюха внезапно колыхнулись одно за другим яркие облачка, из которых, опережая вертолет, в сторону цели потянулись косматые щупальца.

— Сразу два… — почему-то вслух удивился Владимир Александрович чужой расточительности: одного реактивного снаряда было бы вполне достаточно…

Взрывом его сначала сбило с ног, а затем вышвырнуло довольно далеко в сторону, туда, где почти не ощущался винтообразный ток воды, — воронка, образовавшаяся на месте катера, стремилась утянуть в пучину все и вся. Виноградов не потерял сознания, но прошло какое-то время, прежде чем он начал целостно воспринимать окружающее…

Следов недавнего триумфа боевой авиации почти не осталось. Волн уже не было, и сытое море снисходительно покачивало на своей поверхности остатки пиршества — с полдюжины полуживых человеческих существ, корзину, спасательные круги, по большей части пустые… Детали было разглядеть трудно — стемнело.

Вертолета-убийцы поблизости не было.

Это уже слишком, подумал Виноградов.

— Да не хочу я в госпиталь! Не надо мне! — Владимир Александрович безуспешно пытался освободиться от вцепившейся в его рукав женщины. Собственно, против самой врачихи он ничего не имел — загорелые стройные ноги, высокая грудь под белым халатиком, крахмальный колпачок…

— Но это же необходимо! Такой порядок! — Она была в отчаянии: все спасенные, семь взрослых и двое детей, погружены в «скорые», а этот… — Товарищи офицеры, объясните же ему!

— Ну не ломайся, Саныч! Ладно — видишь, женщина просит, — примирительно улыбнулся обоим румяный молодой «каплей», возникший у трапа с сине-белой повязкой дежурного по кораблю. Земляки, питерцы, они с Виноградовым сразу понравились друг другу и к концу недолгого знакомства были уже «на ты».

— Точно… А то — давайте я вместо вас! — очень серьезно и обстоятельно предложил тучный усатый мичман.

— Вот видите? Сдавайтесь лучше, — приободрившись, потянула за собой недавнего кандидата в утопленники медичка.

Вдоль подсвеченного мощными прожекторами ночного пирса в их сторону двигалась компактная группа штатских и сопровождающих моряков. Они были увешаны различной фототехникой, а упакованный в кожу бородач бережно прогибался под угловатой тушей «Бетакама» — профессиональной видеокамеры.

Пресса — это всегда некстати. А сейчас — особенно.

— Сдаюсь! Везите!

И Виноградов стремительно направился к ближайшему фургону «скорой помощи»…

— Спать хочешь?

— Да вроде… вроде нет, — с сомнением пожал плечами Владимир Александрович.

За окном уже светлело.

— Еще кофе?

— Нет, спасибо! С билетом — точно проблем не будет?

— Не волнуйся!

— Хорошо.

То, во что превратилась одежда, досыхало на балконе, а сам Виноградов сидел в халате на голое тело в ординаторской, коротая остаток ночи с местным «особистом». Все имущество — запаянное в полиэтилен, а потому не тронутое водой удостоверение