очередь ставить штамп. Девушка-пограничница, проставляя штампы, болтает с коллегами про еду.  — Только не говорите при мне о еде, — шутливо прошу я (в каждой шутке есть доля шутки: я не завтракал, а время к девяти вечера).  — Так ты голодный?! Мы тебя накормим! — улыбается пограничница.  Думаю, что она шутит. Через пять минут она протягивает мне свою еще теплую выпечку и наотрез отказывается ее забирать обратно: «Ты ж мужчина, тебе есть надо. Даже не думай. Ешь».  Еще через три минуты эта же девушка пытается уговорить стоящих в очереди украинцев взять меня до Одессы.  — Ничего, с божьей помощью найдем кого-то, — говорит мне пограничница.  — С божьей помощью? А вы верите в божью помощь? А как же тогда бог все это допустил, что происходит сейчас?  — Вы знаете, я тоже думала об этом. И решила: ну, наверное, у него так много дел, так много дел!  В итоге она уговаривает одну пожилую женщину подбросить меня. Пожилая женщина согласна, но смотрит на меня подозрительно.  — Не смотрите на него так, мы его уже всего проверили, он нормальный.  Не веря всему тому, что происходит, обращаюсь к волшебной украинской пограничнице.  — Скажите, как вас зовут?  — Наталья. Свечку поставите за меня?  Одесса.  Пожилую женщину, которая везет меня в Одессу, зовут Лидия. Ездила к родственникам в Тирасполь на выходные. Теперь возвращается домой.  — Так ты что, не купил билет на автобус до Киева?  — Не купил, а теперь нет интернета.  — Что же ты мне не сказал, я бы тебя подождала, пока ты купишь.  Лидия тут же останавливается на трассе и тратит полчаса своего времени, чтобы мне раздать интернет (она делает это первый раз в жизни), купить вместе со мной билет. И везет меня до автовокзала Одессы.  По дороге Лидия рассказывает о своей жизни. В эти выходные она выехала, чтобы хотя бы чуть-чуть подышать свежим воздухом. Каждый день Лидия работает в городе-курорте Одессе в подвале, продавая краски оптом. Работы так много, что почти каждый день приходится оставаться в подвале до двух-трех часов ночи. Тогда она решает не ехать домой и спит на диванчике.  — Так и безопаснее, в подвале же. Может, и от ракет и дронов этих убережет.  Она не говорит «ваших». Хотя мы все понимаем, какие ракеты и каких дроны она имеет в виду. Уже в Одессе Лидия идет со мной пить кофе, ждать, пока подъедет автобус. Она не уезжает, пока не посадит меня на автобус. На прощание обнимаемся.  — Приезжай, Илья, в Одессу. Может быть, свидимся.  Киев.  Катерина десять лет прожила в эмиграции, а после начала войны основала в Чикаго свой фонд помощи украинцам. Успешно собирала и переправляла в Украину вещи военным. Куча ее знакомых и друзей воюет. Некоторые из них уже на небесах.  В мае этого года она не выдержала и приехала в Киев. Она не могла больше оставаться в Америке. Когда я позвал Катерину на встречу и возможное интервью, я сразу рассказал, кто я и из какой страны.  — Да я сразу поняла по акценту. Конечно, пойдем. Ведь нам когда-то все же придется налаживать отношения и общаться. Лучше понимать, что есть разные люди, что не все россияне одинаковые.  Внезапно в ресторане, в котором мы встречаемся с Катериной, отключается свет. Терминалы не работают, я не могу оплатить счет.  — Без проблем, я оплачу, угощу тебя, — говорит Катерина, которая только что жаловалась на то, что нет работы и приходится подрабатывать уроками английского. Все донаты она отдает в дело, себе ничего не оставляя.  Львов.  Ночью уже на границе с Венгрией в поезде я понимаю, что у меня нет с собой карточки украинского ВНЖ, без которой меня не выпустят из Украины. Нет кошелька, где остались карточка, права, да вся моя жизнь.  Меня ссаживают с поезда. Я остаюсь один на пустом ночном вокзале, совершенно не понимая, что делать. Строгая пограничница спрашивает, почему, если у меня украинский ВНЖ, я не говорю по-украински. Велит в любом случае найти ВНЖ: без него меня не выпустят из страны.  Я понимаю, что в последний раз видел свой кошелек при выходе из поезда во Львове, когда покупал бутылку украинского «Жигулевского» в дорогу. Есть минимальный шанс, что я его оставил в магазине. Еще меньший шанс, что документы россиянина не выкинули в мусорное ведро. Покупаю билет на ближайший поезд до Львова. Возвращаюсь во Львов утром. Иду в тот самый магазин. Милая девушка-продавщица строго спрашивает все мои данные и достает мой кошелек, бережно завернутый в розовый полиэтиленовый пакетик. Вся очередь смеется, когда я на русском рассказываю, что это было самое увлекательное приключение по эмоциональному состоянию за последнее время.  Вечер следующего дня.  Рано утром у меня самолет из Будапешта, а поезда в ту сторону уже не ходят. Официальный автобусный перевозчик извиняется, узнав, что я россиянин. «Мы не сажаем россиян. Просто вам обязательно предстоит трехчасовая проверка на границе, поэтому нет смысла вам продавать билет, мы все равно вас ждать не сможем так долго».  Чтобы догнать самолет, решаюсь пойти на трассу и предпринять отчаянную попытку попроситься к кому-то в машину, пройти границу, а там попробовать доехать до Будапешта автостопом. В пробке к шлагбауму обращаюсь к женщине.  — Можно ли к вам обратиться?  — Нельзя.  — Но ведь вы даже не выслушали меня…  Женщина отвлекается от телефона. Я уговариваю ее посадить меня в машину только до КПП. Женщину зовут Ирина. В машине я рассказываю, откуда я и какие у меня могут быть проблемы на границе.  — Ну, ничего. У меня тоже могут быть проблемы. Я с собакой, у которой венгры просят анализы крови, меня уже с одной границы развернули. Или если вам повезет, то и мне повезет: может, ваше везение и на мне отразится, — или наоборот. Вот и посмотрим.  В итоге, как мне потом рассказала Ирина, главный вопрос, который задал украинский пограничник, отведя ее в сторонку, был таким: «Вы знаете, кого вы везете?» Ирина ответила, что знает. И нас пропустили.  — Все мы люди и людьми должны оставаться, — пожимает плечами Ирина в ответ на немой вопрос, зачем она мне помогает, да еще и выдерживает обструкцию от украинской таможни.  Мне не пришлось ловить другую машину. Ирина, которая ехала из Ровно в Португалию вместе с 14-летним сыном и собакой, довезла меня прямо до аэропорта в Будапеште. По