В тот день ему пришлось доить слониху еще множество раз. Молоко, добытое с великим трудом, слоненок поглощал одним жадным глотком. Проделав этот трюк раз десять, Джахан решил, что заслужил отдых. Сидя на земле и потирая усталые челюсти, он наблюдал за новорожденным. Тот тоже посматривал на мальчика, и рот его изгибался так, что со стороны казалось: детеныш приветливо улыбается. Мальчик улыбнулся в ответ. Вот у него и появился молочный брат, подумал он.

– Я назову тебя Чота – Малыш, – сказал он. – Но имей в виду: ты все равно должен вырасти большим и сильным. Договорились?

Слоненок издал забавное короткое урчание, как видно в знак согласия. И мальчик понял: даже если этому слону предстоит долгая жизнь и другие люди пожелают переименовать его на свой вкус, он уже никогда не признает иного имени. До конца своих дней будет откликаться лишь на имя Чота, данное ему Джаханом.

В последующие три недели слоненок так вырос, что мог сосать мать самостоятельно. Вскоре он уже бегал по двору, гоняясь за курами, распугивая птиц и с упоением познавая окружающий мир. Все женщины, живущие в доме, холили и лелеяли малыша, умиляясь его проказам. Вскоре стало ясно, что это отважный слон, который не боится ни ударов хлыста, ни раскатов грома. Лишь одно на свете вселяло в Чоту ужас: раскатистый рык, который иногда доносился из глубин леса; рык, подобный шуму каменистого горного потока. То был голос тигра.

* * *

Джахан завершил свой рассказ, по-прежнему стоя на коленях. Умолкнув, он не отваживался поднять глаза на свою слушательницу и смущенно рвал травинки, росшие вокруг. Взгляни мальчик сейчас на дочь султана, он увидел бы, что на губах ее играет улыбка, легкая, как утренний туман.

– Ну а что же случилось после? – спросила Михримах.

Однако, прежде чем Джахан успел открыть рот, вмешалась няня:

– Уже поздно, свет очей моих. Ваша мать может вернуться в любой момент.

– Ты права, дада, – вздохнула девушка. – Нам пора идти.

Она поднялась на ноги, одернула платье и легкой, танцующей походкой двинулась по дорожке. Хесна-хатун некоторое время молча смотрела ей вслед. А когда Михримах отошла так далеко, что уже не могла разобрать ее слов, она заговорила. Голос няни был тих, почти нежен, и грозный смысл сказанного дошел до Джахана лишь после того, как верная спутница Михримах скрылась из виду.

– Глаза цвета гиацинта. Молочный брат слона. Ты странный парень, индус. А может, ты просто искусный лжец? Если это так, если ты обманываешь мою добрую, доверчивую девочку, можешь не сомневаться – тебе придется об этом горько пожалеть.

Когда на следующий вечер дочь султана вновь пришла проведать слона, няня, по обыкновению, сопровождала ее, но была молчалива, как камень. Что касается Михримах, то в свете угасающего дня она показалась Джахану еще более прекрасной, чем обычно. На одном из пальцев девушки сверкал бриллиант размером с грецкий орех, цвета голубиной крови. «Завладей я таким камнем, – пронеслось в голове у Джахана, – этого богатства мне хватило бы до конца жизни». И тут же поморщился: сама мысль о том, чтобы обворовать эту девушку, показалась ему отвратительной.

Угостив Чоту черносливом, дочь султана опустилась на траву под кустом сирени. От волос ее исходил восхитительный легкий аромат – не то цветов, не то диких трав.

– Я хочу знать, что случилось с мальчиком и слоном дальше.

По спине Джахана пробежал холодок, но голос его был невозмутим и спокоен:

– Ваше желание – закон, милостивая госпожа.

История, рассказанная погонщиком слона дочери султана

Примерно через год после того, как Чота появился на свет, индийский шах Хумаюн принимал во дворце редкого гостя – флотоводца Оттоманской империи, который потерял все свои корабли и половину людей во время сильного шторма. Выслушав рассказ о страшных бедствиях и испытаниях, выпавших на долю гостя, шах пообещал подарить ему новую каравеллу, дабы тот смог вернуться к родным берегам.

– Я вывел свои корабли в море, намереваясь сражаться с язычниками, – поведал флотоводец. – Но волею судьбы и ветра я оказался здесь. Теперь я понимаю, почему так произошло. Аллах хочет, чтобы я, испытав на себе, как велика щедрость великого шаха, поведал о ней своему султану.

Польщенный шах осыпал флотоводца роскошными подарками: богатыми тканями и драгоценными камнями. А некоторое время спустя, когда Хумаюн, удалившись в свои покои, принимал ванну из лепестков роз, на него вдруг снизошло озарение. Жизнь шаха являла собой череду горестных событий, его окружали бесчисленные враги, причем многие из этих врагов приходились ему кровными родственниками. Покойный отец дал сыну совет: никогда не причиняй вреда своим братьям, даже если они заслуживают этого. Однако Хумаюн не представлял, как возможно сражаться с родными братьями, не причиняя им вреда. Но с другой стороны, как сохранить власть, отказавшись от сражений? Лежа в ванне, обнаженный, как в час рождения, окутанный облаками пара, шах предавался горестным размышлениям. Внезапно взгляд его упал на лепесток розы. Будто увлекаемый невидимой силой, лепесток этот подплыл к его груди и прилип к влажной коже.

Впечатлительный по натуре, склонный к мистике, Хумаюн счел это знамением. Несомненно, решил он, лепесток розы указал на самое уязвимое его место: сердце. Он часто идет на поводу у своих чувств, тем самым подставляя себя под удар. А что, если этот неудачливый флотоводец, которого прибило к берегам его страны, послан ему с той же целью, что и лепесток розы, подумал шах. Ну конечно, так и есть: это тоже знамение. Аллах хочет сказать Хумаюну, что, обратившись за помощью к Оттоманской империи, тот сумеет одержать верх над своими врагами. Мокрый и довольный, правитель вышел из ванной.

А надо вам сказать, что в ту пору между двумя мусульманскими государствами, Индией и Оттоманской империей, шел непрерывный обмен людьми: купцы, посланники, бродячие проповедники, мастеровые и пилигримы постоянно путешествовали туда-сюда. Разумеется, правители посылали друг другу всевозможные подарки: шелка, драгоценные украшения, ковры, пряности, перламутровые ларцы, музыкальные инструменты, львов, гепардов, кобр, наложниц и евнухов. Гонцы, доставлявшие эти дары, постоянно курсировали между двумя столицами. Воистину, то было вечное движение, ибо правитель, получивший подобный знак внимания, обязан был ответить дарителю не менее щедрым подношением.

Сулейман Великолепный, властелин мира, великий законодатель, предводитель правоверных и защитник святых городов, давно возбуждал любопытство Хумаюна, Великого Миротворца, Тени Бога на Земле. От своих соглядатаев шах знал, что каждую ночь, перед тем как лечь спать, султан надевает на палец перстень с изображением соломоновой печати, который дает своему владельцу власть над животными, людьми и даже джиннами. Власть, которой обладал Сулейман, была велика и неоспорима. Но у него имелись свои слабые струны, тщательно скрываемые под роскошными шелковыми халатами. Говорили, что султан никогда не надевает один и тот же халат дважды.