Викинг хватает меня за руку, тащит вперед, не давая упасть. Мы бежим по скользкой тропе, спотыкаясь о корни деревьев и склизкие лианы. Мы будто участвуем в стипль-чезе, где роль препятствий играют падающие ветки, коварные ямы и непроходимые заросли.

Мы несемся, не разбирая дороги, ослепленные ливнем и оглушенные ветром.

Куда нас ведет это отчаянное бегство?

Не имею понятия.

Мы заблудились, потерянные в бушующем лесу.

— Я замерзла, — тихонечко хнычу, — и устала.

— Потерпи, малыш. Сейчас что-нибудь придумаем.

Квилинский обнимает меня и безуспешно пытается укрыть от хлещущего по телу ливня.

— Подожди, что это там?! — неожиданно мужчина указывает на слабый огонек на холме.

— Очень надеюсь, отель.

Мы поднимаемся наверх по склону. От дождя земля превращается в скользкую грязевую горку, отчего мы по очереди падаем, поднимаемся вновь и упорото лезем вверх. Наконец, добираемся до вершины, где как в низко бюджетном ужастике материализуется небольшой старенький эко-отель.

— Простите, у нас остался только один номер, — перекрикивает рев ветра ресепшионист, безуспешно ловя разлетающиеся во все стороны бумажки — в них будто бес вселился. — Из-за поднявшегося шторма отменили все рейсы и посетители продлили брони.

Не раздумывая сразу же соглашаемся.

Мы с головы до ног перепачканы в глине, поэтому если немного постоять в сухом помещении, то ссохемся и превратимся в скульптуры. К статуе Амриндера никаких претензий — он отлично сойдет за экспонат превосходно сохранившегося викинга.

Как только заходим в номер, сразу скидываю на пол всю одежду с нижним бельем. Захожу в ванную комнату и включаю горячую воду с максимальным напором, чтобы быстрее прогреть помещение.

Сквозь запотевшее зеркало вижу, как дверь сзади отворяется. Заходит Андрей полностью обнаженный. Он тоже успел избавиться от насквозь промокшей и грязной одежды.

Пар от горячей воды окутывает нас, создавая в маленькой ванной комнате ауру интимности. Я делаю вид, что не замечаю его присутствия и, зажмурившись, подставляю лицо под струи почти огненной воды. Грязь стекает с меня, превращая пол в темный омут.

Он же, стоя за спиной, не сводит с меня глаз.

Чувствую, как его взгляд скользит по моим мокрым волосам, струящимся по спине, по нежной коже, покрытой капельками воды и пятнами глины, по изящным изгибам тела.

Андрей не движется, молча наслаждаясь этой мимолетной картиной.

Наконец, он осторожно касается моего плеча, отчего с непривычки вздрагиваю. Его руки скользят по моей шее, спускаются к грудям, которые сильно сжимает, затем словно тиски сковывают талию, притягивая к себе.

Его сбивчивое дыхание, жаркое и прерывистое, обжигает кожу.

Квилинский резко разворачивает меня к себе лицом, и его губы обрушиваются на меня с жадностью путника, изнывающего от жажды. Язык, настойчивый и властный, вторгается в рот, терзая их в поцелуе. Это танец языков, игра губ, борьба и подчинение, где уже никто не выйдет победителем.

Это не просто поцелуй. Это взрыв страсти, всепоглощающего желания, предвестник бури, которая вот-вот разразится.

В этот момент викинг понимает, что не может больше сдерживаться.

Вспышки молний пронзают мое тело, отдаваясь в самых потаенных уголках.

Я стону от нахлынувшего блаженства, не в силах обуздать рвущийся наружу крик.

— Ты не боишься, что об этом узнает Георгий? — рычит он и кусает меня за ухо.

— А тебя эта мысль возбуждает? — выдыхаю я, сильнее впиваясь ему в мокрые волосы. Он начинает двигаться быстрее и жестче. — Видимо, да.

— Сегодня. Ты. Только. Моя.

За окном бушует ураган, завывая словно дикий зверь и хлестая ветками по стеклам. В комнате же царит не менее яростная буря, но не стихии, а страсти.

На смятой постели, под сенью балдахина, сплетаются два тела, словно два вихря, в танце, где нет ни правил, ни победителей.

Сегодня ночью я отыграюсь за все бессонные ночи, за все томные минуты ожидания.

Стоит Андрею затихнуть, погрузившись в дрему, как мои руки, словно змеи, скользят по его обнаженной груди, очерчивают контур сумбурных татуировок, спускаются ниже к животу, где под загорелой кожей бушуют тугие мускулы. Касаюсь его с нежной жестокостью, вызывая стоны и возбуждая каждую клеточку.

Он отчаянно сопротивляется моим чарам, хмурится, стискивает зубы, но его тело предательски выдает истинные желания.

Каждый мой поцелуй, каждое прикосновение разжигает в нем огонь, который Квилинский не в силах погасить.

Наслаждаюсь его беспомощностью, его яростью, которая лишь подпитывает мою жажду. Я — искусный палач, растягивающий пытку, чтобы смаковать чувство власти и безграничного контроля над ситуацией.

Андрей — мой пленник, мой покорный раб в этой комнате три на пять. Я выматываю его как самого ненавистного врага и буду терзать до рассвета, пока буря за окном не стихнет, оставив после себя лишь опустошение и изможденные тела.

~*~

Мы просыпаемся только к обеду.

Квилинский, взъерошенный и помятый, сгребает меня в охапку как маленького котенка и тянется за утренним, точнее дневным поцелуем. Кладу указательный палец ему на губы:

— Об этом никто не должен знать, — расставляю все точки над i, обговаривая новые правила игры. — В особенности, Георгий Робертович.

Не уверена, что он меня расслышал, потому что принимается так яростно целовать, будто берет реванш за вчерашние пытки. Его поцелуй жадный, страстный, словно хочет поглотить меня целиком.

Его пальцы скользят по моей коже, оставляя за собой след из электрических разрядов. Он касается моего лица, плеч, груди, пробуждая волны желания. Мои соски напрягаются от прикосновений, отчего невольно стону.

Викинг улыбается, довольный моим ответом, и продолжает свои ласки.

Амриндер будто в школе пропустил все уроки анатомии и теперь пытается наверстать их, изучая каждый сантиметр моего тела. Его руки спускаются ниже к животу, пальцы исследуют талию, бедра, ягодицы.

Я закрываю глаза, наслаждаясь чертовски искусными манипуляциями.

Мое тело трепещет, чувствую, как он меня хочет.

Беовульф медленно теряет контроль и его желание становится неуправляемым.

Он резко проникает в меня, и я уже не сдерживаю крик, который тонет в шуме урагана за окном.