Он присел, затаился: лошади бесшумно двигались наискосок, в сторону кунга, словно предлагая ещё раз погоняться за ними. Луна поднималась быстро, тени укорачивались, становились контрастнее, да и расстояние до лошадей сокращалось. Оставалось шагов двадцать, когда Андрей внезапно увидел, что тень впереди идущего коня имеет длинное и острое продолжение — всадник! Очертания его колыхались на неровностях земли, но отчётливо виднелась голова в островерхом, как будёновка, шлеме, плечи и даже руки. Фигура казалась богатырской!

Лошади уже были совсем близко, но из-за луны оставались пока что незримыми и шли бесшумно. Однако угол освещённости быстро менялся, и вдруг — словно серебро в темноте засветилось — заиграли переливчатые отблески чёрной масти! Всадник ехал впереди на гнедом! А мутная, призрачная серая в яблоках шла за ним, словно привязанная. И ещё пахнуло острым весенним запахом ландыша, который тут не встречался, да и цвести в это время никак не мог! Ещё бы несколько секунд — и тот, кто оседлал жеребчика, выехал бы из-под слепящего лунного света, предстал во всей красе, но в этот миг из-за кунга с шелестом взлетела красная ракета, и чуть позже послышался хлопок.

Андрей вздрогнул от неожиданности, тени забегали, завертелись, и в этой мешанине он потерял их из виду. Остался лишь едва уловимый запах ландыша. Скорее всего, кони резко повернули назад — эхом откликнулся глухой удаляющийся топот по заиндевелой, но ещё мягкой земле.

Терехов проводил взглядом угасшую ракету и побежал к вагончику, вспомнив, что красный сигнал — тревога на границе, прорыв или проникновение. Пока бежал, рядовой Ёлкин успел запустить электростанцию и включил прожектор над входом.

— Что стряслось? — спросил Андрей.

— Ничего, — спокойно отозвался тёзка и закурил. — Командир просил обозначить место.

— А почему красная?

— Зелёных нету. А этих куча.

— Заблудился, что ли, командир?

Ёлкин ухмыльнулся.

— Вроде того.

— Службу проверяет? — будто между прочим спросил Андрей.

— Да ну... Судьба у нашего командира такая. Как полнолуние, так бессонница. Садится верхом — и поехал. У него и погоняло...

Недоговорил, сообразив, что болтает лишнее. Догадаться, каким прозвищем наградили его солдаты, было нетрудно.

— К нам-то заедет?

— Кто его знает, — Ёлкин зарядил ракетницу. — Пути начальника неисповедимы. И выстрелил в звёздное небо.

Терехов полюбовался ракетой.

— Долго палить будешь?

— Каждые десять минут, пока не поступит команда, — тёзка зябко поёжился — выскочил из натопленного помещения в летнем камуфляже. — А что? В любом случае полезно! Дозорные не спят и враги боятся. Прётся, к примеру, шпион — вдруг красная ракета!

— Иди, оденься, — наставительно сказал Терехов. — Простынешь.

Тот послушался, заскочил в кунг и скоро вышел в бушлате и с раскладным брезентовым стульчиком.

— Присаживайтесь, — поставил он стульчик к колесу. — Вы-то днём выспались, а мой сон накрылся. Через час в дозор.

— Давай я постреляю, — предложил Андрей. — Ты ложись.

Эта его готовность понравилась Ёлкину, но он помнил службу.

— Не положено. У нас в волчьи дни вся застава бодрствует.

Хотел ещё что-то добавить, но из природной скромности опять посчитал лишним.

— Почему волчьи?

— Полнолуние, волки воют, — сдержанно пояснил Ёлкин, подавляя желание поговорить. — Тут их много. Но вот слышите вой? Нет. На луну только наша застава воет...

Опять поймал себя за язык и умолк.

— Сколько служишь? — спросил Терехов.

— Срочную на границе, — рядовой немного расслабился. — В одном отряде с Рубежовым. Он из-за фамилии на границу попал, но был музыкантом. На дудке играл, в оркестре, а я через день на ремень... А тут с девяносто третьего, как эту мёрзлую шаманку из кургана выкопали...

— Так вы после срочной на контракт пошли?

Ёлкин помялся, заговорил с сожалением:

— Нет... Гражданская жизнь, прямо сказать, не попёрла. А хотели весь мир окучить. Рубежов золотую жилу нащупал, сотовая связь только развивалась. На третью позицию уже выходили! Между прочим, в Москве работали, на Рублёвке чуть ли не первыми поселенцами были... Но конкуренция... Нам и обломали рога.

— После Рублёвки на Алтай? — искренне изумился Терехов. — Да вы герои!

И неожиданно подвиг на откровенность.

— Всё дело случая, стихия, — скромно заметил солдат. — Особняки, машины ушли за долги. Едем однажды в метро, бездомные, голодные, как волки. Банки на нас охоту открыли, в окладе держат... Тут объявление: набор по контракту! В пограничные войска! В общем, мы теперь наёмники, солдаты удачи! Почти «дикие гуси». Вот уже на третий срок подписались. Главное — нас тут банки не достают. С Алтая, как с Дона, выдачи нет!

И осёкся, поняв, что наболтал чужому незнакомому человеку слишком много. Потом спохватился, послал ракету в небо и попытался сделать собеседника своим.

— Слышал, вы тоже поносили зелёную фуражечку? И с нашим командиром заканчивали погранучилище.

Ему хотелось что-то расспросить про своего начальника заставы, но теперь удерживала излишняя осторожность.

— Было дело, — усмехнулся Терехов. — На курс старше учился. А погоняло носил — Репей. Приставучий был, фамилии соответствовал...

Ёлкин на провокацию не поддался, сдержал любопытство относительно командира и запустил ещё одну ракету. В ответ на его груди мерзким голосом забормотала рация. Андрей не понял ни единого слова, однако погранец выслушал и обронил:

— Это тебе не на дудочке играть, — и опять вспомнил про «принцессу Укока». — Как эту шаманку откопали и увезли, на Алтае весёлая жизнь началась. Землетрясения, наводнения... Как наука считает — связано это с ней или нет?

— Предрассудки, — односложно отозвался Терехов.

— Я тоже так считал... Пока у командира духи коня не угнали. Всей заставой искали. Такой же гнедой был, как у вас...

— Хочешь сказать — и моего духи взяли?

— Люди здесь чужих лошадей не трогают. Тем более угнать коня с погранзаставы! Мы же всех тут раком поставим, простите — на уши.

— На что духам лошади, если они бесплотные, — усмехнулся Андрей, — и летают по воздуху?

— Этот дух плотный, — уверенно заявил Ёлкин. — Командирского жеребчика вернули едва живого. Копыта — в хлам, холка седлом сбита до мяса. Рёбра торчат. Но самое главное — на лбу глубокая вмятина. Овальный след, и ещё кровоточит...

— Убить хотели?

— Нет, — солдат сделал многозначительную паузу. — Если бы убить... Рог отломили. Или сам отпал.