– Куда мы идем? – спросила я Оливера.

– В главную залу, – ответил он, посмотрев на Гэбриела, – большой королевский совет желает видеть нас там.

– Туда входит много народа?

Великан пожал плечами.

– Об этом мы спросим любезного ван Харта, – пропел Станислас.

– В большой королевский совет входит больше тысячи человек, – ответил сама любезность, – представители знати, вассалы, чиновники двора, жрецы и священники, военные, несколько десятков самых влиятельных торговцев. Но вынужден вас разочаровать, лорды, всему этому обилию важных персон нас сегодня не представят. Мы имеем честь присутствовать на так называемом «узком» совете, который отличается от малого совета…

Он выдержал паузу:

– Только местом проведения. Вместо рабочего кабинета – парадная зала. Мы увидим ее величество, обоих канцлеров, двух-трех министров и лорда-коннетабля.

– Тогда зачем этот пафос? – не выдержала я. – Ради четверки миньонов?

– Малый королевский совет, любезный Шерези, это обмен мнениями, целью которого является принятие какого-либо решения. В этом совете голос каждого участника важен и принимается во внимание. А в большом совете главный голос у ее величества, на нем обычно сообщают готовое решение.

У караула внутреннего замкового круга нас встретила стайка пажей-сопроводителей. Как-то незаметно наша группа перераспределилась, я выдвинулась на полшага вперед, сразу за моим плечом оказался Гэбриел, Оливер и Станислас отстали еще больше. Мы поднялись по ступеням парадного входа, вошли в сводчатую светлую залу. Мраморный разноцветный пол, придерживающие свод резные колонны, большие картины на стенах. Я ощутила трепет и благоговение. За спиной кто-то присвистнул, я раздраженно обернулась, это был Виклунд.

– Лопни мои глаза!

– От чего на этот раз умер твой дядя?

– Голая леди!

Я проследила направление его указующего перста. Лорд наш Солнце сквозь высокие окна освещал аллегорическую картину «Изобилие», на котором юная красавица, держащая на плече рог, из которого то самое изобилие сыпалось, демонстрировала свои прелести благодарным зрителям – ликующим пейзанам, ну и нам, стоящим по эту сторону полотна, заодно. Когда я уезжала из Шерези, картина была почти закончена. Ай да матушка, в этот раз она превзошла саму себя. Продать картину в королевский дворец!

– Это Мари-Сюзет! – тренькнул Станислас. – Я узнаю эти прекрасные волосы и поворот головы, и эти груди!

Крот слепой! Груди он узнал! Так бы и врезала!

Я перевела взгляд на ван Харта. Он как раз на груди нарисованной девы не пялился, он смотрел на меня:

– У вас есть сестра, граф Шерези?

– А вам-то что? Леди Дидиана ван Сол уже разорвала вашу помолвку, прознав о вашем черном сердце? Или, любезный лорд, теперь в каждой даме вы видите черты человека, которого некогда обманули?

Вот ради таких мгновений люди, наверное, и живут. Глядя на растерянное лицо Гэбриела, я испытала такую ни с чем не сравнимую радость, что захотелось танцевать.

– Поторопитесь! – Мармадюк сбежал по ступеням. – Так, Цветочек, две коровки Спящего и одна ворона – полный комплект.

Оливер стоял как столб. Я прислушалась, он бормотал что-то о наготе, судьбе и Спящем.

– Это искусство, дубина, – толкнула я его в плечо, – и фантазия прекрасного художника Консуэло Аданто.

– Мы ожидаем прибытие доманского посольства, поэтому ее величество решила отдать центральное место доманской картине.

– Я знаю эту девушку! – пропел Станислас.

– Сомневаюсь, милый бард, – Мармадюк тряхнул хохолком, – этой девушки в природе не существует. Цветочек тебе объяснил про фантазию художника? Ну вот представь себе, нарисую я тебя, только с рогами, ты же не будешь думать, что где-то существует фахан Станислас Шарль Доре?

– Вы хотите сказать, мой лорд, – протянул Гэбриел, – что прототипом этой девы послужил наш любимый друг Бастиан Мартере граф Шерези?

– О прототипе нужно спросить художника, но я уверен, что схожесть этой девы с нашим любимым Цветочком была одной из причин того, что ее величество избрала для украшения именно это полотно. Мы же с вами, господа, понимаем, как ее величество относится к своему миньону?

И он дернул меня за ухо, чтоб серьга покачнулась. Я покраснела и от интимности жеста, и от преследующих меня сегодня «любимых», Гэбриел скривился, наверное, от зависти.

Станислас, вздохнув, оторвался наконец от картины.

– Давайте, господа, живей! – Лорд-шут погнал нас вперед на манер пастушьей собаки. – Вас ждут великие дела!

Мармадюк остался наедине со своей королевой уже после заката, фрейлины удалились, расчесав прекрасные волосы Авроры. Она лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом, шут сел у нее в ногах:

– Браво, мое величество, кажется, это должно сработать. Кто бы мог подумать, что наш новый старый канцлер Адэр измыслит столь изящную авантюру.

– И к чему сейчас твой сарказм? – Королева говорила с закрытыми глазами, на лице ее величества лежала тканая маска, пропитанная лечебными травами и эликсирами фей, ее красота требовала постоянных усилий. – Ты меня проверяешь? Кому угодно понятно, что идея показать доманским послам полторы сотни фальшивых миньонов принадлежит вовсе не Адэру.

– Думаешь, это не его стиль? Думаешь, его кто-то надоумил?

– Будь у меня чуть больше сил, я надавала бы тебе тумаков, противный мальчишка. Да, это не его стиль, и да, я уверена, что старая собака не сумеет выучиться новым фокусам. И я боюсь этого твоего Гэбриела, потому что не понимаю, кто он и зачем делает то, что делает.

– Убить его для тебя или изгнать?

– Чтоб поднять восстание в Дювали в первом случае или отложить восстание во втором? Нет уж, я предпочту держать его поближе к себе.

– А зачем ты велела повесить «Изобилие» у входа в парадную залу?

– Хотела позлить этого паршивца, ненавижу, когда кто-то оказывается умнее меня. Теперь он будет думать, действительно ему мерещится Шерези во всех увиденных женщинах, или у Цветочка есть сестра-близнец.

– Он быстро обо всем догадается, Аврора.

– Нет, милый, не догадается, колдовство фей так не работает. Это не только трансформация, не только иллюзия, любому смотрящему на графа не может прийти в голову мысль, что он не мужчина, просто не может, а если придет, разум будет ее отвергать с ужасом или отвращением.

Шут закинул ногу на ногу, покачал остроносым башмаком:

– Пожалуй, ты права, я постоянно пытаюсь увидеть в юном миньоне женщину и постоянно терплю неудачу.

– Ну так пойди сейчас к «Изобилию» и удовлетвори свое любопытство.

– Так это точно она? – хохотнул Мармадюк.