Барт наклонился ко мне, пронизывая меня своим холодным сверкающим взглядом.

— Но я предпочел бы быть счастливым без Криса. Если бы ты вышла замуж за моего настоящего отца, я был бы идеальным сыном! Более идеальным, чем Джори. Может быть, таким, как ты, мама. Может, всему на свете я теперь предпочитаю месть.

— Почему тебе нужна месть? Кому ты собираешься мстить? — Удивление и беспомощность звучали в моем голосе. — Никто не причинил тебе столько зла, сколько в свое время причинили мне.

Он резко наклонился вперед, как будто хотел укусить меня.

— Вы думаете, что дав мне все необходимое: одежду, пищу, крышу над головой, сделали достаточно для того, чтобы я чувствовал себя счастливым? Но ведь все не так, хотя вы и убедили себя в этом. Я знаю, что самое лучшее — свою любовь — вы берегли для Джори. Потом, когда появилась Синди, вы отдали ей вторую часть своей души. Вы ничего не оставили мне, кроме жалости, и за эту жалость я ненавижу вас!

Внезапная тошнота подступила к моему горлу, как при морской болезни. Хорошо, что я сидела в кресле.

— Барт, — начала я, стараясь не расплакаться и не показать, как мне плохо. — Возможно, когда-то я жалела тебя за твою неловкость, неуверенность в себе. Больше всего я жалела тебя за то, что с тобой вечно случались разные неприятности. Но разве я могу жалеть тебя сейчас? Ты красив, умен и можешь быть весьма обаятельным, когда захочешь. Почему же я должна жалеть тебя сейчас?

— Я как раз этого и не понимаю. Ты заставила меня посмотреть на себя со стороны, как в зеркало, понимаешь? И я пришел к заключению, что я тебе просто не нравлюсь. Ты мне не доверяешь и не веришь в меня. Вот прямо сейчас я читаю в твоих глазах, что ты не уверена, что я вполне нормален.

Его глаза были полуприкрыты, но вдруг он широко распахнул их и пронизывающе заглянул в мои глаза: в них всегда было легко читать. Он коротко и зло рассмеялся.

— Вот оно, это подозрение, этот страх. Я ведь могу читать твои мысли, не сомневайся. Ты боишься, что когда-нибудь я выдам вашу тайну — твою и твоего брата. Да, у меня было достаточно шансов сделать это, но ведь я не сделал. Я ее храню. Почему бы тебе честно не сказать хотя бы сейчас, что ты вовсе не любила второго мужа своей матери. Честно признайся, что ты использовала его только как орудие мести. Ты добивалась его, добилась, зачала меня, а потом он умер. Тогда ты решительно направилась в Южную Каролину, к тому бедному доктору, который тебе верил и любил тебя безоглядно. Понимал ли он, что ты вышла за него замуж только для того, чтобы он дал свою фамилию твоему незаконнорожденному сыну? Знал ли, что ты прибегла к нему, как к спасению от Криса? Видишь, как много я размышлял над мотивировкой твоих поступков. А сейчас я пришел и к другому заключению: что-то от Криса ты находишь в Джори и поэтому любишь его! А глядя на меня, ты видишь Малькольма. И хотя моя внешность и характер скорее всего унаследованы мною от моего настоящего отца, ты не замечаешь этого и пытаешься читать в моих глазах. А в моих глазах, тебе кажется, живет душа Малькольма. А теперь докажи мне, что мои предположения неверны! Ну, скажи же мне, что я все описал не так!

Мои губы готовы были опровергнуть каждое его слово, но не произнесли ничего.

Я была потрясена до глубины души, мне хотелось подбежать к нему, прижать его голову к моей груди — так я часто успокаивала Джори. Но я не могла заставить себя приблизиться к Барту. Я в самом деле боялась его. Он пугал меня своим неистовством, холодностью и жестокостью, а любовь моя от страха сменилась неприязнью.

Он ждал, что я заговорю, стану опровергать его обвинения, а я сделала самое худшее, что могла при таких обстоятельствах — выбежала из комнаты.

В своей комнате я бросилась на постель и заплакала. Каждое его слово было правдой! Я не ожидала, что Барт может читать в моей душе, как в открытой книге. Меня ужасала мысль о том, что он в своей ненависти когда-нибудь разрушит жизнь не только мне и Крису, но и Синди, Джори и Мелоди.

На следующий день, около одиннадцати, приехала на такси Синди и ворвалась в дом, как свежий, бодрящий весенний ветер. Она бросилась в мои объятия, благоухая какими-то экзотическими духами, запах которых явно не соответствовал ее шестнадцатилетнему возрасту, но это мнение я решила оставить при себе.

— Ой, мама, — восклицала она, без конца целуя меня и сжимая в своих объятиях. — Как здорово, что мы снова вместе!

Эта лавина эмоций совсем захлестнула меня, у меня даже перехватило дыхание. Затем, как только мы вошли в дом, она принялась рассматривать все комнаты огромного дома, их обстановку и убранство. Ухвативши за руку, она тащила меня из комнаты в комнату, громко восклицая от восторга при виде такой красоты и богатства.

— А где папа? — наконец спросила она.

Я объяснила, что Крис уехал в Шарноттсвилль, чтобы поменять взятый им напрокат автомобиль на более роскошную модель.

— Дорогая, он надеялся, что вернется раньше, чем ты приедешь. Видно, что-то задержало его. Но не волнуйся, он вернется с минуты на минуту и расцелует тебя.

И снова начались восклицания:

— Ну, мамочка! Что задом! Ты мне не рассказывала, что он такой красивый! По твоим рассказам я поняла, что новый Фоксворт Холл такой же уродливый и жуткий, как и старый.

Для меня Фоксворт Холл всегда будет жутким и уродливым, однако возбуждение, ключом бьющее из Синди, захватило и меня. Она была выше меня, юные груди были вполне развиты и округлы, тонкая талия плавно переходила в бедра очень красивой формы, живот был плоский, зато округлые ягодицы восхитительно обтягивались джинсами. Когда я глядела на нее сбоку, она напоминала мне своей нежностью и хрупкостью едва распустившийся бутон, однако Синди была сильна и вынослива.

Ее густые и длинные золотистые волосы всегда были в нарочитом беспорядке. Они развевались по ветру, когда мы с ней пошли посмотреть, как сражаются Барт и Джори на новом теннисном корте.

— Черт возьми, мама, какие у тебя красивые сыновья! — прошептала она мне, разглядывая их бронзовые стройные тела. — Никогда бы не подумала, что этот безобразный грубиян Барт станет таким привлекательным мужчиной, не хуже Джори.

Я удивленно взглянула на нее. Барт-подросток был очень худым, с вечными ссадинами и синяками на ногах, его темные волосы всегда были растрепаны, но он был красивым мальчиком, во всяком случае безобразным его нельзя было назвать — безобразны были его поступки. А когда-то Синди прямо преклонялась перед Бартом. Как нож пронзило мое сердце воспоминание о ночном разговоре с Бартом, во многом он был прав. Я действительно относилась к Синди лучше, чем к нему. Мне казалось, что она — идеальный ребенок и не способна ни на что дурное — и вот…

— Постарайся быть добрее и внимательнее по отношению к Барту, — прошептала я, заметив, что к нам направляется Джоэл.

— А кто этот забавный старикашка? — спросила она, обернувшись и наблюдая, как Джоэл, с трудом нагнувшись, выдергивает какие-то сорняки из клумбы. — Только не говори, что такую развалину Барт нанял работать садовником: ведь, нагнувшись, он уже едва ли распрямится.