Пройдя по короткому, но довольно просторному тоннелю мы оказались в небольшой пещере. Здесь бил родник (сейчас — почти кипяток), и было довольно уютно. По всей поверхности пола валялись тлеющие остатки непонятно чего, но внимание привлекал большой зеленый булыжник.

— Драконье яйцо. И оно вот-вот проклюнется.

Словно ждав этих слов Рэтта, то что я приняла за обычный (пусть даже драгоценный) камень закачалось и начало трескаться. В образовавшуюся трещину начало что-то протискиваться. И через пару мгновений на каменный пол упало крошечное существо, с чешуей серебристого цвета, четырьмя лапами и клиновидной головкой. Следуя неожиданному порыву, я подошла и помогла существу встать на лапки. И тут наши глаза встретились. В моей голове тонкий детский голосок произнес "Мама".

— Вот это я влипла.

Как ни странно, но Гринелт" енра, дракон с зеленой чешуей, спокойно отнеслась к тому, что ее детеныш назвал своей мамой меня. Она лишь порадовалась, что яйцо не погибло и рассказала много полезного о драконах. Например, первое слово дракончик произнесет через несколько недель (когда голосовые связки достаточно разовьются), а до этого будет общаться только мысленно и только со мной и другими драконами. В момент встречи наших взглядов детеныш мгновенно настроился на мою мозговую волну и перенастроить его уже нельзя. Более того, он как и все драконы, великолепный Маг и боец. И может принимать обличие разных тварей, даже человека. Кормить его не надо, он будет охотиться сам на мелких животных. Подкармливать следует только в случае долгих неудач в охоте. Купать следует часто, раз в неделю смазывать шкурку чем-то вроде масла. И защищать. Больше ничего от меня и не требуется. Остальное дракончик постигнет сам, благодаря Зову Крови. Еще дракониха объяснила мне, что я теперь счастливая мама дракона-девочки. Ее истинное — Аргениуления. Но пришлось выбрать имя для общего употребления. Решили назвать ее Ленией. Вот так и стала я драконьей мамой.

Ления весила около пяти килограмм, и обладала диким и необузданным нравом. Полет она прерывала только для того, чтобы сесть мне на плечо, обвить шею хвостом и сожрать очередную крысу. Спала она, к счастью, не на плече, но в непосредственной близости от меня. Сердобольные вампиры в течение суток сшили для меня куртку из синей кожи дракона, так как моя старая куртка стала похожа на лохмотья, а царапины залечивать я уже не успевала. Для сна же молодой драконихи умельцы из той же кожи сделали специальную сумку. Не смотря на скорость выполнения, отделка куртки была настолько шикарна, что ей бы позавидовал император.

В итоге я выезжала из гостеприимной долины на гнедом жеребце, полностью в обновках, с дракончиком, спящим в сумке, притороченной к седлу. И благодаря этому, настроение было великолепным. Но, постепенно удаляясь от гостеприимных вампиров, я стала все отчетливей вспоминать Арта. Мне ужасно не хватало его молчаливой поддержки за спиной. Рядом ним я чувствовала себя неуязвимой и непобедимой. Но вот его уже неделю нет со мной, а я уже чувствую себя голой. И абсолютно уязвимой, так как Азамат, ехавший рядом на серой кобыле, не смог бы защитить меня даже от шайки разбойников. В схватке с упырем он сломал руку и истратил много сил. Руку я, конечно, ему тоже залечила, но боль в мышцах и слабость не хотели проходить. Он чувствовал себя отвратительно, но все же поехал, хотя и спал в седле. Вал же, радуясь простору, постоянно убегал, возвращаясь только поздно вечером или к очередной кормежке.

Погруженная в свои мысли, я не заметила как меня окружили всадники. Осознание опасности пришло лишь в тот момент, когда чья-то рука схватила меня за волосы. В следующие мгновение мне заткнули рот какой-то влажной, сладко пахнущей тряпкой. И мир затопила тьма…

— Артур, успокойся. Прекрати метаться. Завтра мы уже будем в Нотлинге. Ничего плохого барон Астейнер не сделает Альтере. Он не посмеет. Расслабься.

— Не сделает? Да он женится на ней!

Вампир метался вокруг походного костра. От его кроваво красных глаз и оскаленных клыков у магов начинали трястись руки и стучать зубы. Лишь Мэрлин сохранял спокойствие. Они были уже три дня в пути. Еще неделю Арт ждал вестей от своей подопечной во дворце отца. Дождались. Один из выпускников сообщил, что видел, как люди барона ввезли ее и Азамата бесчувственными в город. И уже через час это выродок объявил о свадьбе, которая должна была состояться завтра в полдень.

— Ну и что? Как женится, так и разведется.

— Я не допущу этой свадьбы. Барон еще пожалеет, что связался со мной. Если я у нее хоть одну царапину найду, я его убью.

При этих словах, произнесенных таким замогильным голосом, всем стало не по себе. Мэрлин поерзал, но все же решился высказать мысль, не дававшую ему покоя уже несколько дней.

— Артур, ты что, влюблен в нее?

Это заставило вампира остановиться. Он наградил Верховного Мага долгим, немигающим взглядом. Но потом его плечи опустились. И весь он как-то сник.

— Она самое дорогое, что есть у меня в жизни. Когда мы познакомились, я чах от тоски и пытался развеяться, меняя девушек. Я даже не понимал насколько мне было плохо до нее. Она вытащила меня из депрессии и научила наслаждаться каждым мгновением жизни, как будто каждый миг — последний. Она стала для меня стимулом к жизни. Я поклялся, что буду защищать ее. И я не допущу этой свадьбы.

Каждое слово вампир произносил таким голосом, что казалось что все слова тащат из него раскаленными клещами. Но в их правдивости сомневаться не приходилось.

— А если она сама этого хочет? Если она вдруг влюбилась в этого барона с первого взгляда?

— Вы ее плохо знаете. Да и она говорила, что только клинические идиоты влюбляются с первого взгляда. Да и не любовь это, а половое влечение. Но если она захочет, то пусть скажет мне это в лицо, а потом и разберемся.

Не выдержав, молодой вампир снова стал расхаживать по лагерю, нервируя непривычных к этому зрелищу магов.

— Да сядь ты. Во-первых, она сильный Маг, Она за неделю постигает больше, чем лучшие ученики Академии за два года… А во-вторых, ему не позволят причинить ей вред. Ведь по закону мы уничтожим целый город за подобное.

— Я все понимаю, но… Я ведь чувствую ее. Ей сейчас очень плохо. Ей нужна моя помощь, она зовет меня. А я здесь. И ничего не могу сделать.

Как же раскалывается голова… В ушах звонят колокола, какой-то нудный голос тарахтит на одной ноте. Да еще эта вонь. Где я эту мерзость уже нюхала? От такого запаха надо бежать быстрее, чем черт бежит от ладана. Ладан, вот как эта мерзость называется. Значит я в церкви. Но что я здесь делаю? Ноги так и подкашиваются. Если бы меня не держали под руки, я бы уже рухнула. Надо бы послушать, что говорят, разобраться в обстановке.

— Итак, есть ли в зале тот, кто знает причину, по которой эти двое влюбленных не могут сочетаться законным браком? Если есть, то пусть говорят сейчас или умолкнут навеки.

Черт! Меня выдают замуж! Я протестую. Хотя стоп, за кого выдают? Это что за толстая образина со свинячьими глазками? Что вообще происходит. Надо тормозить это действие, а то ведь окольцуют. И потом ведь фиг кому докажешь, что я не была в трезвом уме и твердой памяти.