– Правильно говоришь, Сит, – подбодрил его Шептун. – А потом что было? Расскажи, что помнишь.

– Потом? – Сит с неким подозрением взглянул на старика. Мол, с чего это вдруг его рассказать просят? Сам-то уж гораздо больше его, Сита, знает. Но рассудил: если Шептун считает, что так лучше будет, то чего уж ему и не рассказать.

– Ну, Исход нашу деревню тогда только краем задел. Дома почти у всех уцелели. Собиратели, помню, нарадоваться не могли. Лес Дары принял, много новых саженцев на полях уродилось. Да и наши охотники весь последующий год их из Леса мешками таскали. С пустыми руками никто не возвращался, – Сит вдруг улыбнулся, вспоминая. – А мы их потом с ребятами соседскими по ночам караулили, чтоб они, значит, обратно в Лес не убежали. Молодые саженцы та-ки-е, – протянул он, – шустрые! В общем, много вкусностей уродилось – от пуза ели. Собиратели не успевали урожай снимать, нас, малых, на поля все зазывали – ешьте, говорят, сколько влезет, а то все равно пропадет.

– Правильно рассказываешь, Сит. Так всегда после Исхода. Первый год саженцы плодоносят без перерыва, только и успевай плоды собирать. Потом все реже и реже. А плоды скоропортящиеся. Сколько я ни бился, а так и не нашел способа их долго в сохранности держать, – Шептун почесал бороду. – Через три-четыре года плодов на всех уже не хватает, вот и приходится охотникам за новыми саженцами в Лес отправляться. Но уже не каждый для урожая подходит. А то и вовсе, как не уговаривай, не приживается. Только молодые для посадки пригодны, а молодые, как известно, в глубине Леса прячутся, у Гнилых болот все норовят схорониться. Добывать их все опаснее становится. Спросите у любого охотника.

– Вот оно что, – Ник поднялся со своего места. – А я все думал, почему у вас такое разделение на охотников и собирателей. Теперь ясно, – он решительно передвинул свой мешок и уселся напротив старика. – Кажется, все становится более-менее понятно, – Ник глубоко вдохнул, будто собрался нырнуть. – Поправь меня, Шептун, если я что-то не то скажу или напутаю.

Он заговорил быстро, словно размышлял вслух, а может, боялся, что его остановят или он сам собьется и упустит нить связного повествования.

– Так что же получается? Значит, Лес – это что-то вроде организма, единая большая самоорганизующаяся сущность, возможно, и с зачатками разума? Раз в десять лет наступает обновление. Для этого Он исторгает из себя полчища пожирателей, за ними следом кого еще покрупнее, а в Лесу этого добра, как я понимаю, хватает. И вот эти самые пожиратели и иже с ними под корень уничтожают всю старую, отжившую свое… – Ник запнулся, подбирая аналог слова «биомасса» в местном языке. Не найдя, махнул рукой и продолжил: – Траву, кусты, да любое существо, которое попадется у них на пути, пусть то тварь или человек, без разницы. В каких-то определенных местах часть их останавливается. Твари кучкуются и каким-то непонятным образом «прорастают», как вы это называете. На этих местах образуются проплешины-кляксы, которые в свою очередь перерождаются – кто в гнилое болото, кто в зеркальное озеро или еще там во что-то…

На секунду задумавшись, Ник пробормотал себе под нос: «Сюда бы этих умников с кафедры абиогенеза, вот бы они тут вволю подискутировали».

– И начинается новый цикл, – он взглянул на старика. – Правильно я излагаю, Шептун?

– В целом, правильно, Ник, – Шептун довольно усмехнулся. – Только чтобы прорасти, споры, как правило, требуются, – он снова принялся гладить бороду. – А может, и еще чего, – Шептун задумался. – Но споры точно нужны, их на себе пожиратели переносят. Или, как в последний раз, – летуны.

– Невероятно! – Ник не удержался от восклицания. – Просто невероятно!

Ободренный реакцией Шептуна, Ник совсем перестал следить за своей речью, то и дело, переходя на интерлинг:

– Это же огромный и, возможно, псевдоразумный биоценоз![3] Это же самая настоящая! Это же… огроменная фабрика по переработке и производству биомассы, причем с заранее заданными параметрами – Ник даже вскочил со своего места. – Это же направленная эволюция! Самоэволюция! – вдруг ему в голову пришла еще одна мысль: – Скажи-ка, Шептун, а после Исхода, случайно, не появляются новые разновидности тварей? Ну, такие, которых до этого никто никогда не встречал?

– Ник! – встрял Сит. – Ну ты опять за свое. Ну ведь ничего не понятно, что говоришь. Одно слово нормальное, человеческое, другое – будто в брюхе шестилапа урчит.

– Подожди, Сит! – одернул мальчишку Шептун. – Ты так и не понял? Когда Ник волнуется или нашими словами мысль выразить не может, то на свой язык переходит.

– На какой такой свой, Шептун? – Сит недоуменно округлил глаза.

– Потом сам у него спросишь, – Шептун отмахнулся и заинтересованно взглянул на Ника. – А как ты догадался?

– Значит, я прав? – вопросом на вопрос ответил Ник.

– Да, ты прав, – Шептун почему-то понизил голос. – Всякий раз после Исхода вылезают новые твари. Да и старые так могут измениться, что сразу и не признаешь. Переродками их зовем. Их мне охотники из Леса приносят. Как правило, дохлых. С новыми тварями сложнее: повадки их не известны по-первости, потому и предпочитают их сразу убить, а не в силки заманивать, – Шептун вздохнул. – Не нравится мне это. Очень не нравится. А ты что об этом думаешь, Ник?

– Лес меняется, подстраивается, приспосабливается для каких-то своих нужд. Называется это, Шептун, э-во-лю-ци-я, – Ник произнес это слово по слогам на интерлинге.

– Э-во-лю-ши-я, – Шептун повторил за ним довольно сносно и будто пробуя новое слово на вкус.

– Только эволюция – очень длительный, эээ… – Ник замялся, не находя слову «процесс» местного аналога. – Очень длительное время занимает в природе. Много-много поколений должно смениться, чтобы произошли видимые изменения. А здесь, как я понимаю, раз в десять лет.

– А зачем Лесу меняться-то? – Спросил Сит, украдкой покосившись на Шептуна. – Ему и так хорошо.

– Ну, скажем, – Ник задумался. Какой же пример привести, чтобы было наглядно и понятно всем? Он вдруг вспомнил рассказ старика о летунах. Да, пожалуй, сойдет. – Ну, вот, например, возьмем летунов. – Ник посмотрел на Сита. – Летуны ведь никогда так далеко не залетали, как в этот Исход, так?

– Так – Сит согласно кивнул. – Ни разу их и в Прилесье-то не видал. Не то что за Быстрой водой. В Лесу – да, встречали пару раз. Валу не даст соврать.

– Значит, не залетали? – Ник, словно ища подтверждение, посмотрел на Шептуна. Старик молча кивнул. – Думаю, прежние летуны не могли долго в воздухе держаться. Видно, для других целей они Лесу нужны были. А сейчас, как мы все уже знаем, цели у него поменялись. Вот он их и приспособил для дальних полетов, – Ник сам присвистнул от нарисованной им картины. Это какой же должен быть мощный биогенез! Просто невероятно!