Лоуренс полагал, что Черчиллю его труд не понравится. «Слишком много в нем колебаний и сомнений: иногда даже истерии, многоречивости и скуки», – писал он политику в декабре 1923 года[181]. Но он ошибся. Черчилль буквально проглотил книгу. Он взял ее с собой в Париж и все три дня, пока находился в столице Франции, провел за чтением, прерываясь только на прием пищи[182]. Впоследствии он прочитает это сочинение еще несколько раз. Его поразило «богатство и огромная энергетика самой темы, качество прозы, ощущение мистики, а также колоссальная личность автора». Эти слагаемые «решительным образом приподнимают сочинение над остальными современными работами»[183]. Черчилль назовет книгу Лоуренса «сокровищем английской литературы», поставив «в один ряд с величайшими произведениями, написанными на английском языке». «Не будет преувеличением, – считал он, – сравнить обаяние и живость языка автора с обаянием и живостью „Путешествий пилигрима“, „Робинзона Крузо“ или „Путешествий Гулливера“». По его мнению, «если бы Лоуренс не сделал в своей жизни ничего другого, а только написал бы эти воспоминания, полагаясь лишь на собственное воображение, то и тогда его слава жила бы, выражаясь словами Томаса Маколея, „до тех пор, пока на английском языке говорят хоть где-нибудь на земном шаре“». И здесь он сделал важное дополнение: «Еще бо́льшую ценность этой книге придает то, что она основана на фактах, а не на вымысле, а ее создатель был непосредственным участником описываемых событий»[184].

Последняя ремарка интересна не только тем, что отсылает к произведениям самого Черчилля, отражая его предпочтение нон-фикшн перед художественными жанрами. Характерно, что в глубине души главным достоинством «Семи столпов мудрости» он считал все-таки не достоверность. Соответствие фактам больше важно для исторических произведений. А мемуары способны передать что-то гораздо более значимое для автора, чем простое изложение фактов. Именно поэтому, когда, уже на закате его собственной жизни, личный секретарь спросит, считает ли он «Семь столпов мудрости» аккуратной книгой с точки зрения фактов, Черчилль откровенно ответит: «Нет. Но это замечательная книга. Лоуренс был превосходный стилист»[185].

В октябре 1937 года к Черчиллю обратился продюсер Дэвид Канингхэм (1905–1978), предложивший выступить в роли исторического консультанта в готовящемся фильме про известного британца. Режиссером фильма должен был стать друг нашего героя Александр Корда (1893–1956). На момент поступления этого предложения Черчилль был серьезно занят завершением последнего тома своей тетралогии о Мальборо. Однако, учитывая симпатию и уважение к личности Лоуренса, он согласился скорректировать свои планы. Для начала он счел необходимым еще раз перечитать «Семь столпов мудрости», а также изучить сценарий к новому фильму.

История создания фильма «Лоуренс Аравийский» не менее сложна и запутанна, чем произведение, на основе которого готовился сценарий. Первая идея снять фильм по книге полковника появилась еще при жизни автора, в 1934 году. Права на картину «Восстание в пустыне» получил Александр Корда. Планировалось соблюсти точность исторических деталей, а также снять кино, в котором не было бы ни одного женского персонажа. Оставим за скобками соблюдение первого условия, но, несмотря на все изменения, мест для актрис в нем так и не найдется.

При жизни Лоуренса из затеи с фильмом ничего не вышло. Он сам отказался от проекта, и тот был возвращен к жизни только после его гибели. В конце 1936 года Джон Монк Саундерс (1897–1940) написал сценарий. Для исполнения главной роли были приглашены сначала Вальтер Хад (1897–1963), затем Лесли Ховард (1893–1943). Также рассматривались Джон Клементс (1910–1988), Клиффорд Эванс (1912–1985), Фридрих Роберт Дона (1905–1958), Лоуренс Оливье (1907–1989) и Кэри Грант (1904–1986). Ни один из них в итоге главную роль так и не получит.

В 1937 году Майлс Мэллесон (1888–1969) напишет новый сценарий. Именно в этот момент на сцене появится Уинстон Черчилль. Он имел несколько бесед с Лесли Ховардом. По словам актера, «Черчилль значительно помог мне сформировать мое представление о Лоуренсе»[186]. В ноябре Черчилль начал активную работу над изучением готовых материалов и составлением комментариев, дополнений и коррекций по построению конкретных сцен, использованию терминологии и освещению отдельных событий.

Верный себе, свое участие в картине политик планировал осуществить на возмездной основе. Если создатели фильма сочтут, что имя Черчилля, принимавшего участие в работе над сценарием, позволит повысить привлекательность картины, то он бы хотел получить дополнительный процент от проката. Если же его услуги ограничатся только консультированием, то он рассчитывал на оплату в размере двух тысяч фунтов. Времени у Черчилля было немного, поэтому он согласился посвятить работе со студией ноябрь, а свой гонорар хотел бы разделить на две равные части – аванс в начале месяца после подписания контракта и окончательный платеж 30 ноября[187].

Но его предложения не встретили поддержки. В ответном послании продюсер спокойно сообщил, что мистер Корда надеется на помощь за «номинальное вознаграждение» в размере двухсот пятидесяти фунтов[188]. Нетрудно догадаться о реакции политика, однако, судя по предпринятой им в дальнейшем активности в отношении доработки сценария, он быстро умерил свои амбиции. Первые предложения были направлены уже 3 ноября. В основном они касались выводов из общения Черчилля с графом Эдвардом Уинтертоном (1883–1962), который «находился рядом с Лоуренсом в некоторых наиболее важных эпизодах»[189].

Уинтертон считал, что предложенный фильм во многом «фальсифицирует историю», что «к сожалению, можно сказать про любую картину на исторический сюжет». Но на один момент он обратил отдельное внимание, сочтя необходимым внесение изменений. Уинтертона возмутило, что в начале фильма окружение Лоуренса представлено «абсолютными дураками». Лоуренс был не единственным «автором идеи арабской кампании». Считать так – «совершенный нонсенс», опровергнутый множеством официальных и неофициальных источников[190].