— Замечательно! Искать в Севилье какого-то Ван Марко, голландца по происхождению, не зная ни слова по-испански! Сказать об этом — и в дурдом упрячут меня. Девушка, вы соображаете, что говорите?

— Валентин Сергеевич, — вмешался врач, — я вас попросил бы.

— Ну да, я помню. Но под действием наркотиков можно побывать не только в Севилье, в цветущем апельсиновом саду. На Марсе тоже. Мне проще найти людей здесь, в России, которые засвидетельствую, что вы Софья Алексеевна Летичевская, родившая шестого июня тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в городе…

— Нет!

— … чем разбирать тот бред, который вы сейчас здесь несли. Потому что у меня есть неоспоримые доказательства.

— Какие еще доказательства?

— А вот они. — Оперуполномоченный, сопя, достал из папки сложенный вчетверо лист бумаги. Бережно его расправил. — Вот. Связался со следователем, ведущим дело об исчезновении Софьи Алексеевны Летичевской тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения. Жуков Олег Максимович любезно со мной поговорил. А сегодня пришел факс. Вот он. Фотография, которая была в деле. И первый лист. Можете ознакомиться, Софья Алексеевна.

Девушка села на кушетке, оперуполномоченный положил ей на колени факс. Соня несколько минут изучала его с откровенным удивлением. Потом обессилено откинулась на подушку со словами:

— Этого просто не может быть! Я вам не верю! Может, это какая-то ошибка?

— Какая еще ошибка? Междугородный звонок, из прокуратуры. Никакой ошибки. Фотография ваша?

— Ну да.

— Та же самая, что и в паспорте? Где вам шестнадцать лет?

— Ну да. — Соня резким движением отбросила в сторону факс. — Чушь какая!

— Так как вы это объясните? Выходит, что вы были одновременно в двух местах? В Москве и в маленьком городке за тысячу километров отсюда? Росли и там, и здесь? Учились в Англии, в колледже, и продолжали учиться в средней школе? Изучали английский язык в институте и одновременно колесили по Европе на мотоцикле в сопровождении какого-то голландца? Как, по-вашему, какая история выглядит более правдоподобной? Про цветущие апельсиновые деревья в Севилье, или про притон, в котором вас два года продолжали до беспамятства накачивать наркотиками? Не там ли вы все это сочинили?

— Замолчите! Я видела, как цветут апельсиновые деревья! Видела!

— Кто бы сомневался?

— Валентин Сергеевич! — снова вмешался врач. — Мы не на допросе.

— Я просто хочу сказать этой девушке, что пора, наконец, очнуться. А вам посоветовать как можно скорее привести ее в чувство. Чтобы мы могли составить объективную картину реальности. Что это за притон? Кто его содержит? Что они делают с людьми? Чем накачивают девиц, чтобы те были сговорчивее? За такое надо привлекать к ответственности!

— Что это вы так заволновались? — прошипела вдруг Соня.

— А как же? Вдруг этот притон находится на моей территории! Столько нераскрытых дел на мне висит! Вот разворошим это осиное гнездо и…

— Ненавижу!

— Что?

— Всех! Всех ненавижу! И ее! И тебя! И тебя! Вы отняли у меня мечту! Мою сказку! Мои белые крылья! Еще и издеваетесь! Я хочу вернуться обратно! Слышите вы?!

— На сегодня достаточно, — устало сказал психотерапевт.

— Что?! Достаточно?! Нет, не достаточно! Она просто мне завидует! Всю жизнь завидует! Она делает это специально! Я требую, чтобы милиция ею занялась! Требую!

— Соня, вам надо отдохнуть.

— Да пошел бы ты!… — Соня энергично поднялась с кушетки. — Я вообще хочу отсюда уйти.

— Куда? — подозрительно спросил оперуполномоченный.

— В аэропорт. Где мой загранпаспорт? Я хочу купить билет. До Севильи.

— Вы, кажется, забыли, что ваш банковский счет заморожен. — Оперуполномоченный сказал это с откровенной иронией. — Кстати, что было после того, как вы прилетели из Испании? Помните?

— Что было после того… Я хочу обратно в палату.

— Так в палату или в Севилью?

— Валентин Сергеевич! Я попросил бы!

— В палату.

— Значит, постепенно приходим в себя? Ну-ну. Кстати, следователь сам скоро сюда приедет.

— Какой еще следователь? — тут же взвилась Соня.

— Жуков Олег Максимович. Дело-то заведено. И чтобы его закрыть, надо идентифицировать личность. Вас, милая, уже два года ищут.

— Это все ты, стерва! Ты! — Соня взглянула на старшую сестру с такой ненавистью, что Валерия невольно попятилась.

— Сонечка, ты что?! Я же хочу, как лучше!

— Ты…

И тут дверь кабинета открылась, вошел главврач:

— Ну, как наши успехи?

— Мне пора бай-бай, — усмехнулась Соня. — Разве вы не видите? Зовите вашего цербера.

— Какого цербера, Сонечка? — спросила Валерия.

— Тетю Тоню. Сколько ты ей платишь за то, чтобы она глаз с меня не спускала? Все за мной следят! Все! Уверены в том, что я сумасшедшая, и следят! Ненавижу!

Когда в сопровождении нянечки и медсестры Соня ушла в свою палату, главврач покачал головой:

— Тяжелый случай. Через недельку снимем гипс, скоро и ребра срастутся. В принципе, можно будет выписывать ее из больницы, но… Куда выписывать? В милицию ведь тут же побежит. Или к главному прокурору страны. Просто бредит этим. Она и сейчас в любой момент может сбежать. По-моему, ее сдерживает только гипс, наложенный на обе руки. Девушка не может самостоятельно ни есть, ни пить, ни одеться. Но как только она сможет это делать…

— Ее нельзя выпускать из больницы, — решительно сказал психиатр. — Теперь уже очевидно: у нее паранойя. Запущенный случай. С самого детства навязчивая идея: все хотят от нее избавиться, всем она мешает. Вы, Анатолий Борисович, совершенно правы. Как только Соня окажется вне стен больницы, она подбежит к первому попавшемуся милиционеру и скажет, что ее преследуют. Хотят упрятать в сумасшедший дом. И в итоге она там все равно окажется. Надо лечиться. Я думаю, что когда снимут гипс с левой руки, Соню надо будет перевести к нам в психиатрическую лечебницу. Под постоянное наблюдение. Я сам ею займусь. Нельзя допустить, чтобы девушку лечили неправильно. Если начнут применять медикаментозное лечение, она уже не выкарабкается. Организм ослаблен многолетним приемом наркотиков и тем образом жизни, который она вела.

— Что ж, — вздохнула Валерия. — У меня есть кое-какие сбережения. Устроюсь здесь на работу, буду ее поддерживать.

— Это продлиться не один месяц. Возможно, что и не один год.

— Я боюсь только одного, — пожаловалась Валерия, — что она сбежит из больницы и с гипсом на обеих руках. Вы уж за ней присматривайте.

— Не беспокойтесь, — утешил ее Анатолий Борисович. — Мы Соню не оставим.