М. Бестужев в своих заметках «Об отце, учителях и друзьях», несмотря на крайне критический отзыв о массе учительского состава Корпуса, «наших образователей, нанимавшихся у Карцова за медные гроши», с глубоким уважением говорит об Л. Давыдове, читавшем дифференциальное и интегральное счисления: «смелый, бойкий взгляд на преподаваемые предметы, ясность изложения, краткость и сила». О знаменитом преподавателе Кузнецове, у которого учился старший Бестужев, Михаил Бестужев говорит, что тот имел такой дар влюбить своих учеников в науку, что «шалуна-линивца сделал первым своим учеником». О Гамалеи Бестужев отзывается восторженно, как о «замечательном спеце той эпохи». Этот даровитый педагог продолжал учить своих питомцев, даже потеряв зрение. П. Бестужев, когда был корпусным офицером преподавателем, создал физический кабинет и ввел преподавание физики по своей инициативе и, вначале, на свои средства. Необходимо также упомянуть о преподавателе русской литературы Василевском, которого М. Бестужев называет философом и знатоком русской литературы.

Гардемарины, назначаемые в плавание на суда, уходившие за границу, обучались судовыми офицерами. Так, Свиньин в своих «Воспоминаниях на флоте» пишет, что командир корабля учредил для гардемарин классы в своей каюте. Штурманы проходили с ними математические науки, а после обеда Свиньин давал гардемаринам уроки по французскому и русскому языкам. Можно думать, что, несмотря свои недостатки, Морской корпус конца XVIII и начала XIX века был одним из самых лучших, если не лучшим, высшим учебным заведением России, в особенности в области математических наук. Этому вопросу будет уделено место ниже, при обследовании культурного уровня офицеров этого периода. Такая плеяда не только компетентных, но и талантливых преподавателей, как Гамалея, Кузнецов, Давыдов, Завалишин, Бестужев, Василевский не могла не оставить глубокого следа в деле воспитания будущих офицеров флота…

…Образование флотских офицеров не всегда заканчивается обучением в Морском корпусе. Уже в 1829 году, по ходатайству Крузенштерна, были учреждены при корпусе офицерские классы. В них вначале готовили главным образом преподавателей корпуса.

Но и до этого времени, помимо публичных лекций, устроенных Мордвиновым, о которых уже говорилось выше, для офицеров-черноморцев существовали курсы по теории кораблестроения, корабельной архитектуре, по механике и физике. Далее домашние обеды главного командира А.С. Грейга (с 1816 года), на которые приглашались офицеры по очереди, были своего рода лекцией и даже экзаменами.

Главным же средством усовершенствования в специальности для офицеров конца XVIII века и начала XIX века была служба на английском флоте и на судах Ост-Индской и других английских компаний, а также заграничные плавания, в особенности кругосветные, составившие такую яркую эпоху в истории русского флота в царствование Александра I.

При Екатерине II до тридцати офицеров флота, преимущественно лейтенантов и мичманов, было послано в Англию для практического изучения морского дела. В числе посланных был один капитан 2-го ранга, два констапеля и один подмастерье (корабельный инженер). Пребывание их за границей продолжалось от двух до пяти лет. Они плавали в Средиземном море, а также посещали порты Северной Америки, Вест- и Ост-Индии. Морской историк Ф. Веселаго говорит. «Плавания эти образовали несколько хороших русских практических моряков и способствовали утверждению в нашем флоте многих полезных нововведений». Такие имена, как Козлянинов, Лупандин, Ханыков, Селифонтов, говорят сами за себя. К числу отправленных в Англию в 1793 году, принадлежали Абернибесов, Лутохин, Лисянский, Крузенштерн. При Павле Петровиче было отправлено в Англию 12 флотских офицеров и несколько корабельных учеников. При Александре I в 1802 году было отправлено в Англию также двенадцать флотских офицеров, причем им было выдано по сто червонцев.

В целом, подводя итог описанию Морского корпуса парусной эпохи и царивших там нравов, следует признать, что в целом он вполне обеспечивал обучение и воспитание молодых офицеров для отечественного флота. Что касается жесткости и даже жестокости воспитания, то само время, да и будущая служба требовали от будущих офицеров умения постоять за себя и выжить в любой, даже самой трудной ситуации. Что же касается вечно царившей в Морском корпусе неорганизованности и безалаберности, то этим, увы, у нас на Руси никого не удивишь…

Теперь нам следует поговорить о том, как жили и чем занимались в служебное и внеслужебное время офицеры российского парусного флота. Если ритм жизни и ее отдельные нюансы весьма отличны от гарнизонной жизни нынешних офицеров в морских гарнизонах, то суть ее во многом осталась неизменной.

Мичманы мальчишки обычно были всегда трогательны и непосредственны. Все, как старые капитаны, левой рукой придерживали свои новенькие кортики, а правую, со значением, держали за пазухой. Треуголки на головах, как у испытанных зейманов, развернуты концами «в корму» и «в нос», так что золотые кисточки болтались между глаз. На ногах у всех громко скрипели новые лакированные башмаки с начищенными медными пряжками, а на новых мундирах еще ни одной пылинки.

Капитан-лейтенанты (старшие офицеры), собрав подле себя вчерашних гардемаринов, наставляли:

— Запомните, что в мичманском чине преступление даже смотреть на адмиральскую собаку! Всё исполнять надлежит молча и быстро, всему учиться быстро и толково! Вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Чего спрашивать, всё и так понятно — началась настоящая корабельная служба

Прибывших, как самых младших, определяли командовать брамселями, заведование не слишком большое, но опасное — все время под небесами, впрочем, пока ты молод, об опасности думается меньше всего. Мичманская выгородка-берлога располагалась в жилой палубе напротив кают-компании на левую сторону от грот-мачты. В берлоге всегда темень, да и запах желает много лучшего, так как маленький световой люк ее почти не освещает и не вентилирует. Посреди берлоги подвесной деревянный стол, застеленный грязной скатертью. На столе медный подсвечник с оплывшей свечой. Вокруг рундуки, сколько рундуков, столько и мичманов. Более старшие офицеры зовут мичманскую выгородку не иначе, как зверинцем. Впрочем, нет такого флотского офицера, который не отдал бы зверинцу несколько лет своей жизни.

Разобравшись с жильем, новоприбывшие мичманы гурьбой лезли на грота-марс, где их уже с нетерпением ждали марсовые. Сегодня их день! Впервые забравшись на грот-марс, новый мичман обязан дать марсовым хотя бы гривенник. В пять часов пополудни обед в кают-компании. На английском флоте мичманов не считают за офицеров, потому вход в кают-компанию им заказан и питаются мичманы английские у себя в каморке. На русском же флоте мичман — полноправный офицер и пользуется всеми правами, зато и спрос с него тоже по полной, как с офицера. Сегодня в кают-компании присутствует капитан, посему он один и говорит, лейтенанты лишь поддерживают разговор. Что касается мичманов, то они в основном молча орудуют ложками и вилками и рюмками (когда последнее дозволяется). Их время говорить за общим столом еще не настало. Впрочем, все они отныне члены особого кают-компанейского братства и для окружающих являются братьями-компанами.