14 июня

Загрузились в «Черный тюльпан», «Ан-12» для перевозки погибших. Двадцать четыре цинка и столько же сопровождающих офицеров и прапорщиков. Для нас выделено место в гермоотсеке, но и туда проникает трупный запах. При взлете выходим в грузовой отсек, ужасно, жара, трупы разлагаются, все течет, так как они не полностью запаяны, чтобы не взорвались, и черви, масса ползающих по полу жирных червей. Состояние – хуже некуда.

Взлетаем, часа через полтора приземляемся в Тузеле. Таможню прошли быстро, мы все такие обугленные, и таможенники не цеплялись. Скорее в выплатной пункт получить деньги – и в ближайшую чайхану. Она очень красиво расположена, в тени деревьев прямо над арыком, ноги с помоста свешивали и охлаждали. Заказали шашлык и море водки. Выпили хорошо, с собой прихватили.

Первая остановка Баку, через 4,5 часа. Снова выходим при взлете, центровку нужно соблюсти, как говорят летчики. Только взлетели, начали глушить себя водкой, экипаж угостили на славу, но им, видимо, не привыкать, для них каждый такой вылет тоже не рядовое событие. Есть у летчиков хорошее правило – кто-то один, в нашем случае правый летчик, должен быть трезвым. Сели в гражданском аэропорту, местное население от нас шарахается, а мы в ресторан, нам еще водки нужно, никто не может ничего сказать, на всякий случай милиция в сторонке тусуется. Спрашиваю у командира, когда в Иваново прилетят, говорит, что через четверо суток. Не хочу столько времени в «Тюльпане» летать, говорю, что останусь здесь, а в Иваново самостоятельно прилечу. Мамед мне предложил Виталика Агаджаняна проводить в последний путь, а потом отдохнуть немного.

В Афганистане тяжело, а здесь еще тяжелее. На похороны Виталия собрались несколько тысяч человек, жена по полу катается, волосы на себе рвет и воет. Он даже не узнал, что у него сын родился, в день гибели пришло письмо с известием. Комок в горле не проглотить, слезы на глазах, там не плакали, а здесь… Водка не берет.

18 июня

Добрался до Иванова. Борта еще нет, подумал, что командир на всякий случай зазор сделал. Прибыл в военкомат, доложился. Родственники тайно надеялись, что это не их сын погиб, одна буква в извещении была перепутана – не Корзин, а Корбин. Пригласили меня на встречу, и, хотя нас инструктировали, предупреждали, что задача только доставить погибшего до военкомата, разве мог я отказать. Когда выпили, дядя Валерия попытался на меня наехать: «А ты почему здесь живой, лейтенант?» Лучше бы он этих слов не говорил. Я, обожженный последним боем, еще не отошел, сам на него чуть не кинулся. Я в этом бою рядом с ним был, с пулей поцеловался, шрам, еще не зажитый, показываю, тебе легче бы было, если б рядом лег, и т. д. и т. п. Готов был, не знаю, что с ним сделать, видимо, понял что-то, родственники тоже на него насели, выпили, поплакали, помирились.

19 июня

Еще одно испытание пришлось пройти. Остался на похороны. Валерий, единственный сын у отца, единственный в деревне окончил институт. Девушка его рыдает, обнимает и целует гроб, весь скользкий от разлагающегося тела. Народ собрался, наверное, со всего района, тоже, как и в Баку, несколько тысяч, на руках до самого кладбища несли. Мне пришлось выступить с последним словом. Снова водка не берет, на поминки не остался, двести пятьдесят граммов махнул залпом, вместе с заместителем военкома и поехали – мне домой нужно.

12 августа

Отпуск пролетел незаметно. Среди военных существует выражение: «Одурел от ужасов мирной жизни». Так вот, я испытал это на себе. Только после почти года службы в Афганистане я понял, что жизнь сама по себе – и награда и счастье.

Была долгая и трудная дорога, путешествие по пересылкам Ташкента и Кабула, три дня просидел в Ташкенте, не мог получить посадочный талон, два дня в Кабуле. Снова раскаленная земля, раскаленное небо, тяжело привыкать к жаре.

Удалось провезти четыре литра спирта, используя предшествующий опыт. Три литра были залиты в банку с огурцами, а один литр в бутылки, вместо водки. Перед вылетом отгладил брюки, рубашку, благо на ташкентской пересылке можно найти даже утюг. На вопрос таможенников – первый раз? – нагло и уверенно ответил: первый. Проходи. На радостях тут же в отстойнике, с десантниками, с которыми познакомился и куролесил в Ташкенте трое суток, распили одну бутылку.

Техник по вооружению батальона Коля Рудникевич

Но вот, наконец, добрался до родного полка, радостная встреча с товарищами. Когда достал спирт, он оказался зеленым, а огурцы белые. Повезло, вот если бы на таможне чемодан проверили… Огурцы, на радостях, мы выкинули, о чем на следующее утро очень сожалели. За праздничным столом в честь моего прибытия я делился отпускными впечатлениями, мне рассказывали полковые новости.

Вместо Рохлина назначен новый командир – подполковник Сидоров, который сразу же принял решение: офицеров ротного звена поселить с личным составом в палатках. В роте заменились Володя Яковлев и Валера Мещеряков, заменщики Васильев Гена и Моргун Слава. Заменился замполит шестой роты Володя Толстов, четвертой – Рабинович Саша. В батальоне новый замполит – старший лейтенант Стрельцов. Замполиты вообще как-то дружно заменились, почти в один день. Старшина Сергей Зорбаев ушел на начальника вещевого склада, вместо него назначен прапорщик с интересной фамилией – Булочка, а был в роте до этого солдат Булка, весной уволился. Шестого августа погиб Саша Кисель, подорвался на мине, второй за год из шести вместе пришедших пехотных лейтенантов. Шестая и четвертая роты получили БМП-2, за ними еще в мае месяце уехали в Курган «Феофаныч» – зампотех батальона, Коля Рудникевич и Юра Танкевич.

Так как Боря Гизоев живет в модуле, я вместе с новым замполитом, Геной Васильевым, поселился в канцелярии, очень веселый, жизнерадостный, компанейский парень. Валера Мещеряков оставил мне в наследство джинсовую куртку «Lee», он вместо х/б ее на боевые надевал, и пуховую японскую куртку, замечательная вещь, невесомая и теплая.

13 августа

Перед строем роты вручил Савину Владимиру фотоаппарат «Смена», привезенный из отпуска с гравировкой «Савину В.Н. – лучшему механику-водителю взвода». Очень хотелось хоть как-то отметить его, вот придумал. Володя стал для меня как младший брат.

После зардевского боя я заработал непререкаемый авторитет среди офицеров и солдат батальона и как-то вдруг резко повзрослел, казалось, на несколько лет сразу. Пропали безрассудство и бесшабашность, пришли сдержанность и рассудительность – я стал настоящим боевым офицером.

14 августа

Сходили в засаду над Баташом, перекрывали тропы из Карамугуля – безрезультатно. Не удалось пройти незамеченными, у духов наблюдение поставлено на высшем уровне. Перед выходом обнаружил пропажу десяти шприц-тюбиков промедола, которые оставлял перед отпуском, нужно будет разобраться. Сейчас его очень трудно списать, на одного раненого разрешается использовать не более двух штук, и сами тюбики нужно сдавать. В общем-то правильно, слишком многие стали использовать промедол для ухода в нирвану.