— Не важно, откуда кто взялся, — добавил Пит. — И куда кто направляется. Не в этом цель. Нас объединяет вера в матушку-землю. Она сменяет времена года и направляет нашу жизнь.

Мередит решила, что не стоит втягиваться в спор о цели жизни или роли матери-земли. В поисках поддержки она посмотрела на Урсулу.

Урсула нарушила неловкое молчание, предложив:

— Хотите поужинать с нами? У меня есть еще банки с консервами; обещаю, что больше я ничего не опрокину и не разолью. Добро пожаловать!

Может быть, гости восприняли ее слова как намек на то, что пора уходить, а может, и в самом деле не хотели оставаться. Судя по всему, они придерживались не слишком высокого мнения о кулинарных способностях Урсулы. Оба встали и хором ответили:

— Нет, спасибо. Нам пора возвращаться.

На пороге Пит обернулся и повторил:

— Не бойтесь Джо.

— Не упадите в раскоп, — предупредила Урсула. — Там можно ногу сломать или еще что-нибудь.

— Спокойной ночи! — снова в унисон ответили гости и ушли.

Мередит пожала плечами:

— А что? Вполне светский визит.

Урсула прикусила губу:

— Как по-вашему, они слышали, о чем мы сейчас говорили?

— Если и слышали, то не подали виду. Видимо, их действительно не интересует, что творится за пределами их общины.

— Дэн наверняка сказал бы, — задумчиво проговорила Урсула, — что они приходили на разведку. Проверить, кто сегодня дежурит на раскопках.

— Теперь им все известно, — ответила Мередит. — Сегодня здесь дежурим мы.

Брайан Фелстон наблюдал за дядей, стоя на пороге кухни. Их ферму построили в двадцатых годах, значит, она не считалась старинной. Дом не поражал красотой. Да и они, двое обитателей, никак не стремились к домашнему уюту и комфорту. Все говорило о том, что здесь живут два холостяка, которые занимаются тяжелой физической работой. Стены украшали две репродукции: выцветшая черно-белая картина «Руфь и Наоми» и портрет Уинстона Черчилля. Когда-то давным-давно в припадке патриотизма Лайонел вырезал портрет из журнала и вставил в рамку. Ни подушек, ни ковриков, ни ваз с цветами; лишь несколько старых вышивок, сделанных давным-давно матерью Брайана, когда они с отцом еще жили здесь. Все мало-мальски красивое сделала она.

Брайан не слишком хорошо помнил маму. Она ушла, когда ему исполнилось четырнадцать. В один далеко не прекрасный день надела шляпку, пальто и вышла за дверь. Хотя без мамы было плохо, Брайан ни в чем ее не винил. Жизнь у нее была собачья. Брайан прекрасно понимал, почему она ушла. Иногда он чувствовал виноватым себя. Будь он старше, он мог бы ей помочь — поддержать, как-то защитить. Но он тогда был еще мальчишкой; пока он бездельничал, она надрывалась… Правильно она сделала, что ушла!

Глядя на дядю, Брайан думал, что в их вполне заурядной, современной кухне Лайонел кажется выходцем из позапрошлого века. Сидя за простым сосновым столом, старик читал при свете лампы в стиле ар-деко, купленной еще матерью Брайана. Лампочка в патроне тусклая, а другого источника света в кухне нет. В сумерках в доме тоже сделалось темно. Во мраке плечи старика будто окутало черным плащом; по лицу прыгали разноцветные пятна, отбрасываемые ярким стеклянным абажуром. Лайонел как будто находился на необитаемом островке, отрезанный и от нынешнего времени, и от пространства.

Сегодня старик читал не Библию, а толстый том викторианских проповедей. На зрение он до сих пор не жаловался. Даже при таком слабом освещении ему не нужны были очки; он водил по строчкам пальцами и беззвучно шевелил губами, складывая слова. И не из-за малограмотности. Брайан знал, что дяде нравится высокопарный стиль, он наслаждается старинными словами и яркими образами.

Телевизор у них имелся, но старик никогда его не смотрел, убежденный, что по телевизору не показывают ничего, кроме полуголых скачущих женщин. Один раз Брайан уговорил дядю посмотреть прогноз погоды, но все кончилось неудачно, потому что метеорологом оказалась женщина. И вообще, сказал Лайонел, зачем ему прогноз? Он и без всякого телевизора, взглянув на небо, определял, какая завтра будет погода.

Многие считали Лайонела старым чудаком, у которого не все дома. Многие, но только не Брайан. Он знал, что дядя — отличный фермер, который ни от кого не ждет помощи и до сих пор сам справляется со всей работой. Брайан привык к такой жизни. С самого детства он слушал поучения Лайонела, сурово порицавшего плотские удовольствия. Все равно они только осложняют жизнь, особенно сейчас. Знал бы старик…

По лбу Брайана стекла струйка пота. Неожиданно он обиделся — неизвестно на кого. Разве он не имеет права жить по-своему? Разве не имеет права на счастье? Почему все его надежды вызывают гневные отповеди старика?

Неслышно ступая, он прошел за спинкой дядиного стула. Старик не поднял головы. Брайан вышел в сени, где они держали верхнюю одежду и сапоги, переобулся в шнурованные ботинки, в которых выходил на двор, и нагнулся завязать шнурки. Потом надел теплую куртку и потянулся за фонариком, висящим на крюке. Но едва он притронулся к фонарику, из кухни послышался резкий дядин голос:

— Ты куда собрался посреди ночи? Скотина в стойле. Я проверил.

Брайан похолодел.

— Прогуляюсь немного, дядя Лайонел. Посмотрю, что там делают хиппи.

Лайонел отрывисто вздохнул. Голос у него звучал хрипло, как карканье ворона.

— Прелюбодеяние, вот как это называется!

— Что?! — Неожиданно голос Брайана сорвался едва ли не на визг. Голова закружилась, ему пришлось прислониться к двери. Ладони у него вспотели.

— Они прелюбодействуют, вот что! Совокупляются, как животные, только животные делают это по зову природы, в чем их нельзя винить!

Брайан, не подумав, брякнул:

— Люди тоже делают это по зову природы.

Слух у старика остался таким же острым, как и зрение.

— Брайан, очисти свой разум от таких мыслей! — Лайонел грохнул кулаком по столу, лампа зашаталась. — Не поддавайся разврату, не впадай в искушение! Заблудшие падают в яму с вечным огнем, в геенну огненную!

Брайан рывком распахнул дверь, свежий ночной ветерок слегка охладил и успокоил его. Он вытер рукой испарину со лба.

— Ты куда — к развалинам? — крикнул из кухни дядя.

С чего вдруг старик спросил? Брайану стало не по себе. Сам Лайонел никогда и близко не подходил к развалинам. Что если…

Как можно небрежнее он отозвался:

— Да, наверное. Если хиппи еще не улеглись спать, я посижу немного наверху и покараулю.

— Держись подальше от их лагеря! Там дьявольское гнездо! Содом и Гоморра!

— Ладно, дядя Лайонел, не беспокойся! — механически ответил Брайан и, выдохнув с облегчением, плотно закрыл за собой дверь.

Взошла луна, при ее серебристом свете дорогу было видно и без фонарика. Сунув руки в карманы, Брайан пересек двор, шикнул на проснувшегося цепного пса и зашагал по тропе, ведущей на гребень холма. Его ждало неотложное дело, судя по быстрой, пружинистой походке, дело было приятным и долгожданным.