Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он тяжело оперся на стол и наклонился к Рогану так близко, что едва не столкнулся с ним нос к носу.
– Чего тебе стоило то, что твой тесть отобрал у меня такую выгодную сделку?
Роган замер на месте.
– Белвингем не имеет к этому никакого отношения.
– Да неужели? – Язвительная ухмылка промелькнула на лице Хадли. – Ты у нас вдруг стал золотым парнем, а все остальные, работавшие в поте лица, теперь смешаны с грязью. Сколько еще лошадей исчезнет из наших конюшен, Хант? Сколько твой новый папа готов заплатить, чтобы ты получил как можно больше заказов?
Роган резко поднялся на ноги, и стул под ним жалобно скрипнул, ударившись о стену. В комнате повисла тишина. Хадли выпрямился, но не отступил.
– В чем дело, Хант? Не нравится слышать правду?
– Я только за то, чтобы говорить все как есть. И жду, что ты все же перестанешь повторять сплетни и начнешь говорить правду.
Хадли хрипло рассмеялся.
– Притворяешься, что герцог не имеет к этому никакого отношения, Хант? Ну же! Мы все знаем, что твоя репутация мешала тебе стать на ноги, но, похоже, с новыми родственниками твой путь к успеху значительно облегчится, особенно учитывая тот факт, что этот путь будет щедро усыпан золотом.
– Мое имя для многих людей и есть главной рекомендацией.
– Имя Хантов, которые знамениты своими выходками и попойками? Имя первосортных проходимцев?
Роган сжал руки в кулаки.
– Имя Хантов, лучших коннозаводчиков, Хадли, известно со времен Вильгельма Завоевателя, и мы свою славу получили не даром.
– Да, история твоей семьи впечатляла бы, – злобно рассмеялся Хадли, – если бы в нее не вмешалась ирландская родня.
Роган ощутил, как чудовище свирепо поднимает голову. Он заставил себя опомниться.
– Хадли, мне очень жаль, что ты потерял заказ, но это не моя вина, а теперь, будь добр, оставь меня в покое.
– Или что? – Хадли придвинулся к нему на шаг, словно напрашиваясь на драку.
Роган выразительно посмотрел на него. Он и сам едва сдерживался, однако ему очень не хотелось устроить потасовку в общественном месте.
– Не выставляй себя дураком.
– Я выставляю себя дураком? – Хадли громко рассмеялся. – Не я женюсь на испорченном товаре.
Роган схватил мужчину за лацканы сюртука.
– Немедленно принеси свои извинения, Хадли.
Хадли даже не повел бровью.
– Все знают правду, Хант. С чего бы еще Белвингем отдавал свою дочь за такое ничтожество, как ты? Да потому, что больше никто ее не хочет.
Роган толкнул мужчину так, что он упал на соседний стол, и хозяева заведения начали заметно нервничать.
– Я требую от тебя извинений, Хадли, немедленно.
– Пистолеты на рассвете? – Хадли лишь хмыкнул в ответ, снова обретая равновесие и вставая с места. – Перестань, Хаит. Это не наш стиль.
– Твои извинения, немедленно, – прорычал Хант.
Хадли обвел взглядом собравшихся, которые с жадным любопытством наблюдали за происходящим.
– Очень хорошо. Я приношу извинения за то, что назвал твою невесту шлюхой.
По толпе пробежал вздох. Роган едва сдержался, чтобы не размозжить негодяю голову. Он отвернулся.
– Я думал, что ты хотел услышать правду, – донеслось ему и спину.
Роган развернулся и ударил Хадли кулаком прямо в лицо.
Тот упал назад, и стол под ним разломался в щепки, когда он приземлился, потеряв сознание. Из уголка его рта сочилась кровь, и он лежал на полу не двигаясь.
Роган потер костяшки пальцев – кровь в его жилах все еще кипела – и огляделся вокруг.
– Кто еще хочет сделать нелестное замечание в адрес моей будущей жены?
Его слова были встречены мертвой тишиной.
Не сказав больше ни слова, он прошел вперед, и толпа перед ним поспешно расступилась. Он остановился, чтобы вручить хозяину пачку банкнот.
– За причиненные неудобства.
Дженсон кивнул; его глаза были широко раскрыты. Бросив последний угрожающий взгляд в сторону хозяев гостиницы, Роган вышел прочь.
Выполнив свой долг по отношению и к кучеру, и к миссис Трентон, Кэролайн села в карету. Ей оставалось лишь навестить модистку для примерки свадебного платья. У миссис Дентворт были ее мерки, но она хотела, чтобы лиф наряда сидел идеально в самый важный день ее жизни.
Она думала об этом серебристо-белом платье, когда значимость происходящего вдруг дошла до ее сознания. В эту пятницу она уже будет замужней женщиной. Ее жизнь изменится навсегда.
Она не знала, готова ли она к переменам.
Она выглянула из окна, а затем села прямо, увидев Рогана, пересекающего улицу своей энергичной походкой. Он не смотрел по сторонам, только вперед, как солдат, готовый к бою.
И на его руке она заметила кровь.
– Бог ты мой, – пробормотала она.
Ее первым порывом было спрятаться и сделать вид, что она не видела его. Неужели его несносный характер сыграл с ним злую шутку? Но затем она вспомнила, что решила стать хозяйкой своей судьбы: этот мужчина вскоре станет ее мужем. Она не должна бояться его, в каком бы настроении или состоянии он ни был.
– Что случилось, миледи? – спросила ее горничная Мари.
– Вон идет мой жених. – Кэролайн высунула голову из окна и дала знак сопровождавшим ее всадникам остановиться. Спустя мгновение карета резко притормозила. Кэролайн ни клонилась вперед и открыла дверь.
– Мистер Хант!
Сначала она решила, что он не слышит ее, но затем он остановился, и на его строгом лице отразилось удивление. Он замер на долгую минуту, а потом двинулся к экипажу.
– Могу ли я предложить вам проехаться со мной, мистер Хппт? – спросила она его, когда он оказался рядом с ней.
– Моя лошадь осталась на постоялом дворе.
– Я могу послать слугу забрать ее.
Он ничего не ответил, однако не сводил с нее напряженного взгляда.
– Ваша рука в крови, – наконец сказала она тихим голосом.
Он перевел глаза вниз и расслабил ладонь, словно удивляясь, что его рука все еще на месте. Затем он достал из кармана сюртука платок, которым медленно обмотал окровавленные костяшки пальцев.
Она посмотрела на него, пораженная яростью в его глазах.
– Входите же. – Она улыбнулась ему. – Я чувствую себя в большей безопасности, когда вы со мной, особенно после моей последней поездки в деревню.
Он резко кивнул, и она села прямо, когда он вошел в карету. Мари поспешила пересесть к своей госпоже, и для Рогана освободили все сиденье напротив. Он устроился на нем, вытянув свои длинные ноги. Его лицо хранило непроницаемое выражение, и только его глаза, казалось, метали молнии.