Амир сделал ход, с удивлением отметив, что она перешла из защиты в наступление.

— Мой отец был младшим братом старого шейха, поэтому я был членом правящей семьи. Но в Тарахаре мы не жили.

— Ты рос с родственниками матери?

— Едва ли. — С материнской стороны он никого не знал. Его мать понятия не имела о том, кто ее родитель. На ее свидетельстве о рождении в графе «отец» стоял прочерк. Его дядя постарался, чтобы Амир узнал об этом.

— Мои родители все время переезжали. У них не было дома, и они останавливались в отелях и на курортах. То на Карибах, то в Марокко или на юге Франции.

— Экзотика.

Он пожал плечами:

— Наверное, да. — Он сделал ход, намереваясь загнать ее в угол. — Для меня это было просто одно размытое пятно из незнакомых лиц и гостиничных номеров. — Они никогда не оставались на одном месте достаточно долго, чтобы он мог завести друзей, и его родители имели привычку увольнять нянек, едва он начинал их запоминать. Родителей он видел редко. У них постоянно не хватало времени на своего сына. Они были слишком заняты развлечениями и погоней за отличным времяпровождением.

— А почему тебя не принимали в расчет? — спросила Кэсси.

Амиру неожиданно захотелось рассказать ей обо всем. Сам он никогда не обсуждал свою личную жизнь — за него это делала светская хроника.

— Я был окружен скандалами с самого рождения. Нет, еще до рождения. Мой отец был паршивой овцой в семье. Что он только не делал — от разбазаривания своего состояния в казино до хищения государственных средств.

— Ты шутишь!

Амир покачал головой:

— Он полагался на своего старшего брата, который вызволял его из передряг. Старый шейх сделал бы все, чтобы член королевской семьи не попал в тюрьму. Это было бы позором для фамилии. В конце концов мой отец жил на очень щедрое содержание, выделенное ему братом.

— И так он смог позволить себе жить на курортах?

— И многое другое. Он был бабником, обожал вечеринки. На моей матери он женился только потому, что она забеременела.

— По крайней мере, он женился на ней.

В глазах Кэсси мелькнуло что-то и так же быстро погасло. Ах вот в чем дело — ее родители не были женаты. Ее отец жил с другой семьей. Может, в его случае ее сценарий оказался бы лучшим вариантом.

Он медленно кивнул:

— Это был единственный ответственный поступок за всю его жизнь. К ужасу своей семьи, он женился на манекенщице, рекламировавшей нижнее белье, воспитанной чуть ли не в трущобах и, судя по слухам, очень легкомысленной. — Он усмехнулся. — Королевская семья Тарахара не на это надеялась.

— Бьюсь об заклад, что нет. — Кэсси откинулась назад, забыв про шахматы.

— Тот факт, что они умерли от передозировки наркотиков на каком-то сборище, только ухудшил ситуацию.

— О, Амир! Мне так жаль.

Он склонился над доской, чтобы взять еще одну ее фигуру. Он не нуждался в чьем-то сочувствии. Он едва знал своих родителей и не скучал по ним. Во всяком случае, переезд в Тарахар стал для него счастливым избавлением, несмотря на жесткий режим и правила дяди.

— Это было давно. Когда я приехал, на меня смотрели косо. Мой дядя ожидал, что я окажусь таким же безответственным и эмоционально неустойчивым, как мой отец. Другие последовали его примеру.

— Это так несправедливо!

— Кто сказал, что жизнь справедлива? Может, именно осознание того, что все ожидали моего поражения, и давало мне силы.

Амир говорил ровным тоном, но воспоминания укрепили обещание, которое он дал давным-давно. Его собственные дети не будут страдать, как страдал он, из-за скандального родительского поведения. Они не будут стыдиться того, что не могли изменить. Он будет защищать их так, как никогда не защищали его. Он уже все решил. Ничто не может быть оставлено на волю случая.

Он наблюдал за тем, как Кэсси тонкими пальцами передвигает фигуру, любуясь ее грацией и изяществом.

— Конечно, такой дядя мог бы отнестись к тебе с доверием. Ты был всего лишь ребенком.

— Мой дядя был порядочным человеком, но он столько раз оплачивал долги своего брата и спасал его от тюрьмы, что его терпение кончилось. Он много лет ждал, когда же во мне проявятся отцовские черты.

— Но они не проявились.

Она сказала это с такой уверенностью, что Амир в удивлении поднял на нее глаза. Она смотрела на него с симпатией и теплотой.

— Я не святой, Кэсси. Я не всегда придерживался правильного пути.

Кэсси отвернулась, не в силах выдержать его пристального взгляда. Они обсуждали его прошлое, но она чувствовала, что именно она здесь с душой нараспашку. Несмотря на то что они познакомились совсем недавно, она ощущала с ним сильную связь. Оба были нежеланными детьми. Их родители жили только ради собственного удовольствия. На обоих лежало позорное клеймо. Оба были преданы остракизму со стороны окружающих по этой причине.

Они были одиноки.

Несмотря на то что он признался в своем желании, он вел себя исключительно достойно. Он защищал ее. На него можно было положиться.

Ей понадобилась вся сила воли, чтобы отвести от него взгляд и снова сосредоточиться на доске. На мгновение она не могла понять, что происходит, потеряла нить игры. И в тот момент пришла в себя.

Кэсси сделала ход королевой и не могла не улыбнуться, глядя на его изумленное лицо.

— Шах и мат.

Кэсси сладко потянулась; в полусонном состоянии все вокруг дышало уютом и радостью. Но тут ей показалось, что что-то не так. Нахмурившись, она подтянулась повыше. Подушка же должна быть мягкой, да? Не важно. Она была восхитительно теплой и…

— Кэсси.

Голос Амира отозвался в ее голове гудением. Как ему это удалось?

— Хмм?

— Мне кажется, тебе следует подвинуться.

Она покачала головой, пытаясь вжаться в блаженное, пахнущее пряностями тепло кровати. Она не хотела двигаться. Не хотела говорить и просыпаться.

— Кэсси… — На этот раз ее имя звучало как мурлыканье.

— Нет… — Она отвернулась, цепляясь за остатки сна. Ей некуда идти, ведь так?

Это он каждое утро покидал эту мягкую постель, оставляя ее во власти скуки и беспокойства.

— Тебе нужно отодвинуться.

— Почему?

Еще минуточку. Несколько минут. Просто…

— Потому что… — пробормотал себе под нос Амир, и Кэсси окончательно проснулась. — Потому что…

Большие руки обхватили ее за плечи. Испугавшись, она открыла глаза.

Мелькнуло что-то черное, а потом теплые губы коснулись ее рта. Осознание происходящего было подобно удару. Она в постели с Амиром. Не на противоположной стороне кровати, уютно свернувшись калачиком, а на груди Амира! Это его голый торс был источником восхитительного тепла и пряного запаха. Его губы были нежными, и она прижалась к нему крепче, когда кончик его языка проник за преграду ее зубов. Все ее тело словно затянуло в водоворот удовольствия. Она не должна наслаждаться этим. Она не должна реагировать. Но все же реагировала. Это было даже лучше, чем в ее мечтах. Со вздохом она опустилась на Амира, отвечая на поцелуй с равным пылом. Его широкая грудь была обжигающе горячей под ее ладонями. Тонкий хлопок ее рубашки был иллюзорным барьером между ними. Кожа к коже, твердость к мягкости, тело к телу. Собственническим жестом обхватив ее одной рукой за талию, он углубил поцелуй, и она чуть было не застонала. Ее язык, словно сам по себе, поддразнивал его, скользнув в его рот и пробуя его на вкус. Ощущение опьяняло. Кэсси целовали и раньше. На сцене она получила свою долю поцелуев — от быстрых и небрежных, до чувственных, полных соблазна. Мужчин хватало и за пределами театра. Она все время думала, что одному из них, возможно, удастся завоевать ее, несмотря на все страхи и приобретенную неприязнь к прикосновениям. Но такого ни разу не случалось. Ее защитные барьеры росли и крепли с каждым годом.