– Ну, Женька, держись! – заволновались девчата, гадая, соглашусь или испугаюсь?

Вот она, месть! Шальная кровь авантюрных предков – казаков, хохлов, даже цыган – ударила в голову. В один миг я очутилась сзади на мотоцикле и крепко обхватила обнажённый, загорелый до черноты торс юноши. Вечера стояли душными, под кожаной курткой не было даже майки.

– Меня зовут Гена, – обернувшись ко мне, почти прокричал он. – Не бойся! – и дал газу.

Ветер рванулся навстречу, задрав лёгкую шифоновую юбку, обнажив ноги аж до трусиков. Мне было уже всё равно. Волосы рассыпались по плечам, мы помчались навстречу звёздам. Этого полёта в ночи не забыть никогда.

Я пришла в себя, когда мы на большой скорости, но благополучно затормозили возле караван-сарая. Девчонки бросились ко мне:

– Жень, как, не страшно?

– Великолепно! – заявила я, сияя. Моё очумелое и одновременно восхищённое лицо говорило само за себя. Ребят на мотоциклах девчонки расхватали в один миг.

– Не слишком ли круто даже для тебя? – каким-то незнакомым голосом произнёс Сергей, неожиданно оказавшись рядом. Лицо его было бледным и жёстким.

– Не бойся, командир, мы ребята серьёзные, не обидим, – ответил за меня Гена. – Хочешь ещё? – спросил он меня. Я только кивнула, и мы снова умчались в ночь.

– Достала, достала! – пело у меня в груди. Никогда не видела у Сергея такого лица.

А вдруг я частичка его общего поля ответственности? Тогда смешны мои ужимки и… Почему так избирательны чувства? Почему только он? Надо отдалиться: судьба даёт мне шанс проверить своё чувство. Да будет так! Прочь страдания, которые могут стать очевидными, и я окажусь очередной безутешной идиоткой. Только не это. Первый шаг должен сделать мужчина, это вбито в меня ещё в мезозойскую эру. Сегодня мир перевернулся, а я осталась там: не буду маячить на чужих дорогах, молить о любви, как нищая!

Почти весь месяц каждый вечер Гена увозил меня всё дальше и дальше от моей безответной любви. Переполненная эйфорией скорости и ветра, я замертво валилась в постель и снов не видела. Прощай, Серёга!

Я стала избегать встреч с ним. Приходила в контору раньше него и оставляла на столе очередную докладную записку о проделанной работе. Её становилось всё больше. С утра я бегала по объектам, записывая всё, что нужно было для работы на завтра; если у ребят был перекур, то собирала заметки для очередной газеты или вновь придуманные приколы.

По вечерам в караван-сарае яблоку негде было упасть: все репетировали номера к концерту или жутко дурачились, воя под караоке. Только появление командира было сигналом закругляться, причём с молчаливого согласия обеих сторон.

Неделю я не видела Сергея вообще, он куда-то исчез. Но этот факт не повлиял на работу, которая на всех участках на самом деле была очень тяжёлой, но её выполняли, не выбиваясь из установленного графика. Как всегда, перед сном Маша доводила всех до смеха своими шутками. Свои я выплёскивала на бумагу, поэтому на устное творчество сил уже не хватало.

– В его глазах читается: «семь классов», – рассказывала Маша о местном трактористе, приударившим за ней после приличного возлияния, напрочь очарованного её бюстом.

– Ну, ладно бы алкаш, но он ещё и лысый. Буквально смотрит в рот, как стоматолог.

– Сам вряд ли чистил зубы…– смеялись все. – К нам тоже клинья подбивал.

– А я, девчонки, люблю без памяти… без памяти… кого?

– Девочки, что-то Женька молчит. Медведь в лесу, видно, сдох. Влюбилась, что ли? Ты одна осталась в этом вертепе… стойким оловянным солдатиком.

– Солдатик в сказке влюбился, а она – Снегурочка, от огня боится растаять.

Как точно, подумала я.

– Влюбилась, влюбилась, такого парня отхватила, самого красивого, если не считать нашего Лорда, – вдохнула Катя.

– Смотри не загреми под фанфары! – предостерегла Маша. – Мой Костик уже делает намёки.

– Не загремлю, он комильфо, интеллигент в пятом поколении. Здесь в деревне сублимирует, выжимает из себя излишки воспитания. Фанат самого Явлинского, поэтому я в полной безопасности, если не считать одного: он так многозначительно молчит, что хочется раздеться. Заинтриговала?

Как кстати совпали наши с ним интересы. Теперь уж никто не догадается, о ком я плачу по ночам, то есть плакала. Может быть, правда, излечусь? Только бы не видеть улыбку Сергея, разившую меня ниже пояса в буквальном смысле, не слышать его зомбирующего голоса.

Мои гормоны всегда вели себя деликатно, не доставляя особых хлопот. Сейчас они всё чаще стали поднимать голову, заявляя о себе в самые неподходящие моменты, моменты встреч с Сергеем, и по вечерам перед сном от мыслей о нём.

Мне долго удавалось не пересекаться с ним, но однажды ранним утром он застал меня в конторе. Подошёл тихо и положил свою руку на мою, дописывающую очередную самоиндульгенцию.

– Ну что, камикадзе, вы ещё живы?! – его рука держала мою с такой силой, что даже предательский низ живота ни разу не пискнул. – Пора спуститься с небес на грешную землю, дитя моё, – противным пасторским тоном продолжил он. – Тебя здесь заждались!

После короткой проповеди Сергей потащил меня на задний двор. Там стоял, понурив голову, конь-доходяга, запряжённый в телегу с закреплённой на ней бочкой. Где такого нашли в таком процветающем хозяйстве? Сергей остановился возле него и, не скрывая ехидства, сказал:

– Сегодня ты поработаешь водовозом. Конечно, не та скорость, к которой вы, мадемуазель, надеюсь не мадам, привыкли, но вы ещё в нашей команде.

– Обидеть бедную девушку легко, сэр, – потупив взор, прошептала я.

– Значит ли этот лепет, что вы всё-таки девушка? Рад несказанно. И на этом мерине вы, невинное дитя, долго останетесь таковой, чего я и желаю всем сердцем.

Тут возмущённая словом «мерин» скучающая кляча предоставила на обозрение неоспоримое доказательство своей половой принадлежности, доказательство продолжало расти, а мы оторопели. Рука Сергея немного ослабла, но мне показалось, что нас спаяла другая неведомая сила, которая окутала туманом… пряным, дурманящим, волнующим… Горячая волна, прокатилась по телу снизу вверх, обожгла соски и отшибла разум. В следующий момент сильные руки посадили меня на телегу, и гипнотический голос произнёс:

– Ты, радость моя, – с нажимом на втором слове, – спасёшь сегодня третью бригаду от жажды. Она на самом дальнем поле. Машина, возившая воду, сломалась. Ты, как в старые времена, водовоз, с чем я тебя и поздравляю. Поедешь вдоль реки… километров восемь…

Слова доносились как сквозь пелену, только минут через десять я пришла в себя. Мы с доходягой плелись по просёлочной дороге, сознание возвращалось… Вот как теряют головы несчастные девушки. Как глупо я выглядела… на миг показалось, что… Нет, просто опять желаемое приняла за возможное. Фигаро! Образ Незнакомки в шелках всё дальше уходил от меня. Ну что стоило с гордо поднятой головой удалиться, дыша духами и туманами? Незнакомка верхом на бочке. Я чуть не заревела: зачем так унижать? Огляделась вокруг: абсолютно лазурное небо с кучевыми облаками, дикое разнотравье заливного луга, заросшая ивами речка, вдоль которой вёз меня конь, наверно знающий дорогу. А куда надо везти воду? С трудом стала вспоминать объяснения сатрапа, но память застопорилась, ей не хотелось спускаться на землю. Подождите, подождите! Там, на дальних полях, это не восемь, а все десять-двенадцать километров, и берёт начало речка, и там есть даже родники! Издевательство неприкрытое – ехать к родникам, чтобы кого-то напоить из бочки. И сама я идиотка! Всё, пора и честь знать. Останусь прямо здесь до вечера, пока не пройдёт обида и стыд. Надо же было до такой степени потерять голову, чтобы дать провести себя. Остановив «рысака», я сняла старое одеяло с бочки, под которым находилась котомка с яблоками (хоть на этом спасибо), и пошла искать удобное место на реке. Солнце перевалило за полдень. Далеко же я, однако, заехала. Душа вдруг запела: не без-раз-лич-на! Желание унизить лучше, чем равнодушие.