Толпа была побеждена, но Цезарь еще не закончил.

— Я должен добавить, почтенные александрийцы, что это старания вашей царицы возвращают вам Кипр! Как вы думаете, почему она отсутствовала? Потому что она ездила ко мне на переговоры о возвращении Кипра! И она добилась успеха. — Он сделал пару шагов вперед, улыбаясь. — А теперь, может быть, вы поприветствуете вашу царицу?

И замолчал, ожидая, когда новость докатится до задних рядов. Как хороший оратор, Цезарь говорил очень коротко, не вдаваясь в детали, но именно это и импонировало толпе. Александрийцы, удовлетворенные и радостные, оглушительно приветствовали Клеопатру.

— Все это очень хорошо, Цезарь, но ты не можешь отрицать, что твои войска разрушают наши храмы и общественные постройки! — выкрикнул кто-то.

— Да, это очень прискорбно, — согласился Цезарь и развел руками. — Но согласитесь, что даже римляне имеют право себя защищать. Вам ведь известно, что неподалеку от Лунных ворот стоит огромная армия генерала Ахиллы. Он почему-то решил объявить мне войну. Я готовлюсь к атаке, и только. Если вы хотите остановить разрушение, пойдите к Ахилле и посоветуйте ему распустить свое войско.

Толпа развернулась, как солдаты на плацу, и через миг ее уже не было. Теперь ее целью, видимо, сделался Ахилла.

Не зная, что предпринять, дрожащий Феодот смотрел на мальчика-царя со слезами на глазах, потом, крадучись, подобрался к воспитаннику, чтобы облобызать его руку.

— Очень умный ход, Цезарь, — насмешливо заметил из темноты сада Потин.

Цезарь кивнул ликторам, и те перестроились, чтобы идти впереди него во дворец.

— Да, Потин, пора бы тебе понять, что я действительно умный. Могу кое-что посоветовать и такому интригану, как ты. Перестань мутить в городе воду и поскорее вернись к своим прямым обязанностям, в том числе и к царскому кошельку. Если ты пустишь еще хоть слушок обо мне и царице, я предам тебя римской казни. То есть выпорю и обезглавлю. Если ты распространишь два ложных слуха, это будет смерть раба — распятие. Три ложных слуха — распятие без ломки ног.

В вестибюле дворца он отпустил ликторов, но задержал маленького царя, положив ему на плечо руку.

— Больше никаких вылазок на агору, молодой человек. А теперь иди в свои комнаты. Кстати, тайный ход я заблокировал с обеих сторон. — Очень холодный взгляд на Феодота поверх спутанных кудрей Птолемея. — Феодот, ты теперь безработный. К утру я хочу, чтобы тебя здесь не было. И запомни одно! Если ты опять попытаешься подобраться к царю, с тобой проделают то же, что и с Потином, если тот не возьмется за ум.

Цезарь чуть подтолкнул паренька, и тот побежал к себе в комнаты — поплакать. А Цезарь протянул руку Клеопатре.

— Пора спать, моя дорогая. Всем доброй ночи.

Она чуть улыбнулась, опуская ресницы. Требатий изумленно глянул на Фаберия. Цезарь и эта тощенькая малышка? Но она же совершенно не в его вкусе!

Имевший большой опыт обращения с женщинами Цезарь не опасался, что что-то пойдет не так. Соитие есть соитие, хотя бы и ритуальное, имевшее целью вернуть благоденствие всем населявшим Египет народам. У каждого тут была своя роль. Он — бог-муж, она — богиня-жена и девственница в придачу. Никакой страсти, никаких особенных чувств. Ей очень понравилось, что он выщипывает на теле все волоски, она сочла это проявлением его божественной сути. Но в действительности это был просто его способ избежать волосяных паразитов. Цезарь был фанатичным приверженцем чистоты. В этом отношении она последовала его примеру и тоже выщипала все волосы — и от нее пахло естественной свежестью.

Однако в созерцании голого тощего существа удовольствия маловато. Тем более что неопытность и нервозность вызвали поначалу в ней сухость. Грудь ее была почти плоской, как у мужчины, и он боялся, что она хрустнет под ним. Скорей бы отделаться, думал он и, не будучи педофилом, прилагал всю свою волю, чтобы забыть о ее неразвитом детском теле и покончить со всем этим. Но для зачатия одним разом не обойтись.

А она вдруг пробудилась, ей стало очень нравиться то, что он с ней делал, судя по увлажнению ее лона. Похотливое маленькое существо.

— Я люблю тебя, — последнее, что было ему сказано, прежде чем она погрузилась в глубокий сон. Одна рука-палка на его груди, другая — на бедрах.

Цезарю тоже надо поспать, решил он и закрыл глаза.

К утру большая часть работ на Царской улице была завершена. Верхом на наемном коне (он, к сожалению, не взял с собой Двупалого) Цезарь отправился на инспекцию и первым делом приказал легатам кавалерийского лагеря перекрыть дорогу к Канопскому каналу, отрезав тем самым Александрию от Нила.

Фактически все, что он сейчас предпринимал, являлось вариацией его стратегии под Алезией, где шестьдесят тысяч римлян замкнули себя внутри циркумвалляционного коридора, отделенные внутренней стеной от восьмидесяти тысяч галлов, которых они осаждали, и внешней — от двухсотпятидесятитысячной вражеской армии, пытавшейся их раздавить. Но на этот раз контролируемая легионерами территория напоминала не кольцо, а гантель, стержнем которой была Царская улица, а кавалерийский лагерь и мыс Лохий — утолщениями на концах. Сотни балок, натащенных со всего города, были поставлены, как горизонтальные сваи, от одного особняка к другому, чтобы соединить их вместе. На плоских крышах образовали брустверы, где Цезарь поместил свою малую артиллерию. Большие баллисты ушли вверх, к германцам. Холм Панейон стал наблюдательным пунктом, его подножие превратилось в грозный крепостной вал, для чего, правда, пришлось разобрать весь гимнасий. Зато теперь он мог быстро передвигать по образовавшемуся пространству свои малочисленные войска, благо ибисы разом покинули римскую клетку. Каким-то образом эти хитрые птицы почувствовали, что происходит, и расселись на подступах к укреплениям, не нарушая границ. Хорошо, усмехнулся мысленно Цезарь. Дополнительная защита. Александрийцы по ибисам в бой не пойдут! Римляне в подобном случае обратились бы к Юпитеру Наилучшему Величайшему и заключили бы с ним временный договор, освобождавший их от наказания за локальные святотатственные проступки. Но очень сомнительно, что Серапис столь же покладист, как самый могущественный из римских богов.

Восточней «гантели» располагались районы Дельта и Эпсилон. Там в основном проживали евреи и метики. Западные же районы Александрии, заселенные греками и македонцами, представляли нешуточную опасность. С вершины Панейона Цезарь видел Ахиллу (о боги, какой он все же медлительный!), пытавшегося подготовить свое войско. Наблюдалась активность в гавани Эвноста и в бухте Кибот. Военные корабли вышли из укрытия, чтобы сменить прибывшие из Пелузия корабли, которые нужно было вытащить на берег для просушки. Через день-два адмирал, столь же медлительный, как и Ахилла, намеревался проучить неприятеля. Его галеры пройдут под арками Гептастадия в Большую гавань и утопят все тридцать пять римских транспортов.

Поэтому Цезарь послал две тысячи солдат разобрать все дома с западной стороны своих укреплений, создавая таким образом расчищенное пространство шириной в четыреста футов, нашпигованное ловушками всяких сортов: тщательно замаскированными ямами с острыми кольями на дне, цепями, которые появлялись ниоткуда, обматываясь вокруг шеи врага, осколками разбитого александрийского стекла. Остальные легионеры заняли док в Большой гавани, захватили все корабли, нагрузили их колоннами, взятыми у здания суда, у гимнасия и на агоре, и затопили под арками дамбы. Через два часа даже полубаркас не сумел бы проникнуть ближним путем из одной гавани Александрии в другую. Теперь, чтобы осуществить свой план, александрийцы будут вынуждены пройти мимо мелководий и наносных песчаных островов Эвноста, вокруг острова Фарос и войти через проходы Большой гавани. «И все же, Кальвин, поторопись с моими двумя легионами! Мне нужны мои военные корабли!»