мы теперь в разных весовых категориях. Нас наказывают. За Крым. За Донбасс. За всё. Наказывают потому, что могут и имеют право. Мир им дал право такое. Весь цивилизованный мир. А остальных не спросили.

Слон прошелся по офису. Задумчиво сказал:

— Не узнаю я тебя. В чем дело, брат?

— Может, в паре лет в камере, а?

— Так ты из-за этого? Если бы ты не грохнул…

— О, перестань. Вот этого не надо, а. Я сделал то, что должен был сделать ты. Любой из нас. Пивовар десять раз заслужил смерть.

Слон остановился перед баром.

— Я налью?

— Да ради Бога… не жалко.

Слон плеснул себе — точнее, плеснул, это мягко сказано. Налил до краев.

— Хорошо здесь, — задумчиво сказал он.

— Заметил?

— Да. И рад бы в рай…

— А почему?

— Что — почему?

— Почему нет-то? Посмотри на меня. Вот он — я. Я в этом раю жил. И буду жить, если опять вы меня в какое-нибудь дерьмо не втравите. А ты что — рыжий?

— Я — служивый.

Я засмеялся.

— Что я смешного сказал?

— Не смеши, служивый. Ты просто живешь в своем мире, как в каком-то… пузыре. Как будто вокруг нет ничего… Нет никакого другого мира. Но так происходит потому, что ты просто не хочешь посмотреть по сторонам. И увидеть то, что ты не хочешь видеть.

…

— Твоя слепота — выдумана, Слон.

— А знаешь… Я вырос в военном гарнизоне. Большом. У нас был свой сад, своя школа. Это и был наш мир. А вокруг него знаешь, что было? Забор.

— Как ты в разведку-то попал? — спросил я.

Слон вздохнул.

— Не догадываешься? Отца в Афгане убили. Привезли в запаянном гробу. Я хотел… посмотреть на тех кто это сделал. Понимаешь, просто посмотреть. Я ведь казак. У нас вся семья… Богу весть в каком поколении — служивая. Так что … — Слон поставил недопитый бокал. — Извини. За помощь спасибо.

Мне вдруг стало не по себе. Я понял, что если Слон сейчас выйдет за эту дверь — то я потеряю единственного друга, который у меня остался.

— Погоди, Слон, ты куда? Да куда ты?! Темно уже.

— В посольстве переночую…

И Слон прикрыл дверь…

Буэнос-Айрес. 09 марта 2018 года

Вот чего мы не знали — так это того, что у американцев тоже проблемы, и едва ли не серьезнее наших.

Алек Адамидис прилетел в Буэнос-Айрес рейсом из Лимы, где он был проездом. В Лиме у них был развернут временный центр, там они опрашивали беженцев из Венесуэлы, пытались получить разведывательную информацию и подобрать ключи к возможной смене пророссийского и прокубинского режима Мадуро. Официально он был никем, частным лицом, в качестве основания — указал «наблюдение за птицами». Впрочем, он был уверен, что всем здесь плевать на него и на его документы. Тут не США и никто не парится. Террористов тут не видели с девяносто третьего — в тот год взорвали израильское посольство. А так… чего тут взрывать?

Алек Адамидис был американцем в четвертом поколении. Его прадед — эмигрировал в США после того, как узнал, что болгары приговорили его к смерти. До того — он в числе нескольких сотен критских греков был переброшен на континент, и находился в первых рядах греческих националистов, устраивавших кровавые расправы с болгарами на спорных территориях бывшей Османской империи севернее Салоник.

А отец — кадровый сотрудник ЦРУ — издевался уже над собственным народом, работая в резидентуре ЦРУ в Афинах уже во время диктатуры «черных полковников».

Сам Алек Адамидис прошел обычную для его круга жизни и общения дорогу — отдых в Кейп-Код, престижный Колумбийский университет, потом работа в Госдепартаменте. Оттуда он довольно быстро ушел — не выносил обстановку, которая сложилась при Буше. Вернулся уже при Обаме, когда госсекретарем была Хиллари Клинтон.

Адамидис был либералом — в том смысле, который заставляет консерваторов сжимать кулаки. Он был против оружия в частном владении, за аборты (прочойс — это так называлось), за медицинскую марихуану и вместе с семьей обязательно посещал все гей-парады даже при том, что гомосексуалистом никогда не был. Он ненавидел собственного отца, хотя его методы были ничуть не лучше. Он верил в глобальное потепление, заговор элит и люто ненавидел Путина и Россию. Он кстати действительно был бердвочером — увлекался наблюдением за птицами. И он действовал в соответствии со своими убеждениями.

Из аэропорта он взял такси — здесь они стоили совсем недорого, для того, кто платит долларами, и по пути думал о том, как ловчее устроить майдан в Венесуэле. С наскока не получилось, система, как оказалось, имеет своих сторонников и они готовы были действовать. Но получится. Обязательно получится. Историю не остановить.

…

Таксисту он назвал адрес на Авеню Коламбия — там, в шикарном дворце находилось американское посольство в Аргентине. Аргентина была страной низкого риска, посещать посольство было не обязательно — но он дисциплинированно отметился, сообщил адрес, где будет жить, и задал несколько вопросов о том, можно ли тут пить воду из-под крана и какие прививки нужны. Его зарегистрировали и ответили на все вопросы.

Из посольства он отправился в хостел Арт-фактори и снял там комнату. По его опыту — лучше всего было снимать комнаты в хостелах — там полно молодежи, и если кто-то придет и начнет задавать вопросы или попытается переворошить вещи — это не скрыть в отличие от отеля. Ну и… можно завести необременительные отношения с какой-нибудь ищущей приключений студенткой…

Оставив вещи, он пошел по улице. Место, которое он хорошо знал и в котором назначал встречи — было вегетарианским рестораном. В мировой столице мяса надо было сильно постараться, чтобы найти вегетарианский ресторан, но он это сделал.

В ресторане играла этническая индейская музыка, он заказал матэ и бургер с соевым мясом, уточнив, из какой страны соя. Ему сказали, что японская и его это устроило. Заняв отдельный кабинет, он закрыл глаза и посидел так минут пять — а потом принялся за матэ и бургер с мясом. А потом — появилась она…

— Какого хрена происходит? — сказала она, усаживаясь напротив.

— И тебе доброго дня… — ответил он.

Карла Монтеро — была депьюти[8] у шефа миссии. В отличие от шефа миссии, бывшего федерального судьи — она была профессиональным дипломатом, знала испанский и не только. Хорошо она знала и Хилари…

Еще у нее было двое детей без мужа — она родила их «для себя». И благородством манер, она не отличалась.