Сознание Волчка прояснилось окончательно. Неожиданно для себя он проговорил сдавленным голосом:

– Боюсь я чего-то, Ратибор. В животе свербит от страха, и сердце в груди скачет. То забьется, то смолкнет.

Рыжеволосый Ратибор, одетый в тяжелую кольчугу, обнял его рукой за плечи и тихо произнес:

– Это ничего, что боишься, Волех. Вспомни, как три года назад ополчились мы против степняков. Тебе тогда тоже было страшно. Ты даже кусты блевотой обмочил. Но когда начался бой – ты почти озверел. Десяток степняков на куски изрубил, помнишь?

Волчок помнил. Правда, воспоминания эти имели суррогатный, противоестественный привкус, словно принадлежали иному человеку, в сознание которого Волчок грубо вторгся. Так оно, по всей вероятности, и было.

Воспоминания о былых битвах, в которых приходилось участвовать ополченцу-кузнецу Волеху, приободрили Волчка, так же, как дружеское объятие Ратибора. Даже дышать стало как-то легче.

– Ты прав, – сказал Волчок и, сделав над собой усилие, улыбнулся побелевшими губами. – Это у меня всегда так. Пока жду драку, трясусь, словно осина на ветру, но как пойду в бой – у меня будто крылья железные вырастают.

– Да уж, – усмехнулся Ратибор. – Германцам от тебя достанется. И от тебя, и от твоих змеистых мечей. Князь Ярополк твои мечи хвалил. Говорит, никогда прежде таких не видывал. Сперва удивился – почему, говорит, они такие витиеватые. А потом велел двум своим лучшим воям в деле их опробовать. Те опробовали и упросили князя те мечи себе оставить – лучших, говорят, отродясь в руках не держали.

– Да… – Волчок поморщился от нового приступа тошноты, перевел дух и хрипло добавил: – Я хорошо работаю с железом.

– Ты лучший кузнец во всей округе, Волех. А теперь вылей на голову ушат холодной воды и проверь снаряжение. Скоро выступать.

…И снова провал. Редкие вспышки сознания в тягучем, темном беспамятстве. Крики воинов, лязг мечей, ржание лошадей… На мгновение Волчку показалось, что он видит рослого рыцаря, в грудь которого ударила стрела. Стрела не смогла пробить панцирь, выкованный из закаленного железа, и, отлетев, упала на траву.

Резкий толчок в грудь, пустота под ногами и сильный удар об землю. Плечо онемело, меч выпал из рук…

Потом чужая воля вернулась, и Волчка снова зашвырнуло в черную пустоту. Неизвестно, сколько это продолжалось, но, в конце концов, перед глазами у Волчка опять прояснилось. Он почувствовал давящую боль в запястьях и щиколотках и понял, что лежит в телеге на куске рогожи и связан по рукам и ногам.

– Что… со мной? – хрипло проговорил Волчок.

– Нас взяли в полон, Волех, – ответил ему Ратибор.

Волчок посмотрел на рыжеволосого друга. Лицо у того было грязное, на лбу и щеке багровой коркой засохла кровь. Вместо кольчуги и шерстяного подклада на мощном теле Ратибора клочками висело рубище. Руки и ноги его так же связаны веревками. По бурым пятнам, проступавшим сквозь рубище, Волчок определил, что Ратибор получил никак не меньше трех ран.

Рядом с Ратибором лежал еще один пленник – пожилой, в расшитой окровавленной рубахе и с каким-то жутким кровавым сгустком вместо левого уха. Этот тоже был связан грубой, ворсистой веревкой.

Волчок приподнял голову и огляделся. Телег было не меньше десятка, и на каждой лежали пленники. Рядом, позвякивая сбруей, ехали конные германские рыцари.

– Выходит, мы проиграли битву? – прохрипел Волчок, морщась от боли.

– Мы перебили больше половины их воинства, – ответил Ратибор. – А ведь их было в три раза больше нас.

– Но теперь мы здесь.

– Верно. Теперь мы здесь.

Волчок тряхнул головой, прогоняя остатки желтого тумана, застившего глаза.

«Вот это и называется шизофренией», – подумал он.

Ощущение было странное. Словно он вошел в чужую комнату и выставил хозяина за дверь, оставив того растерянным и недовольным.

«Ты останешься собой, Егор, но будешь знать и помнить все, что знает и помнит «носитель».

Волчок глянул на окровавленное лицо Ратибора и спросил:

– Какой нынче век, Ратибор?

Рыжий здоровяк и пожилой пленник посмотрели на него хмуро и удивленно.

– О чем ты говоришь, Волех?

Волчок снова огляделся. Мечи, копья, грубая одежда… Определенно, это не двадцатый век. Но почему он здесь? Как он сюда попал?

Волчок напряг память и припомнил слова профессора.

«Точное местонахождение трубки мы выясним по корректировочной шкале Квантового навигатора. Но для этого ты должен попасть в прошлое. Твой разум будет чем-то вроде передающей антенны».

Должно быть, старик ошибся. Или не сумел правильно выставить координаты перемещения.

Дьявол!.. Егор стиснул зубы и чуть не заплакал от отчаяния. Что же делать? И куда его, собственно говоря, занесло?

Волчок снова посмотрел на рыжего воина и спросил, осторожно шевеля разбитыми губами:

– Из-за чего эта война, Ратибор?

Здоровяк и пожилой воин переглянулись.

– Полно тебе, Волех. Нешто ты не помнишь?

– Должно быть, тот рыцарь не только ушиб ему грудь, но и здорово дал по голове, – предположил седовласый пленник.

Только сейчас, после этих слов, Волчок почувствовал в груди боль, уже не острую, но все еще мешающую глубоко дышать.

– Чем они меня? – хрипло спросил он.

– Голоменью меча, – угрюмо ответил Ратибор. – Скажи спасибо, что не кромкой.

– Да… Мне повезло…

Волчок замолчал, собираясь с мыслями. Потом вновь посмотрел на рыжего воина и тихо спросил:

– Как нас взяли в полон, Ратибор?

– Ты и впрямь не помнишь?

Волчок качнул головой.

– Не помню.

– Мы почти победили, но из леса выскочил засадный полк наемников. Они перекололи стрелами наше правое крыло, а воеводу разорвали копьями.

– Никогда в жизни не видел таких бешеных воинов, – сказал пожилой пленник.

– А что случилось со мной? – спросил Волчок. – Как я мог сдаться?

– Ты не сдавался, – сказал Ратибор. – Как все мы. Полея сбили с коня копьем, а потом скрутили ремнями. Меня прижали к боевой телеге щитами, да так плотно, что я не смог пошевелиться. А на тебя, после того, как ты упал от удара на землю, навалились сразу три ландскнехта. Ты не мог устоять.

Волчок обдумал его слова, посмотрел на молчаливых, угрюмых ландскнехтов и тихо спросил:

– Куда они нас везут?

– В Брумгальде есть рынок, где вои торгуют пленниками, – ответил ему пожилой Полей. – Думаю, нас везут туда.

– И давно мы так едем?