Почесавшись, хан направился к шатру. Вчера вечером к Ногаю пришел мурза Ахмыл. Он был в Сарае и привез оттуда известие. Когда Телебуг с верными ему воинами был уже в степи, в Сарай приехал городецкий князь. Он намерен ждать возвращения Телебуга. Ногайский хан догадывался, чего будет просить князь урусов Андрей.

Ногай усмехнулся, обнажив гнилые зубы, промолвил:

Конязь Андрей коварный конязь. Он великого владимирского стола ищет. Xe!

Пальцем поманил начальника стражи:

Рамазан, позови темников. Все мурзы пусть идут…

Сходились в юрту Ногая, ждать не заставили. Рассаживались на белой войлочной кошме вокруг большого казана с вареным мясом и горой лепешек, жаренных в конском жире. Они лежали на деревянном подносе рядом с бурдюком с кумысом.

Ногай сидел на кожаных подушках и лукаво посматривал на своих сподвижников. А они выжидали, когда первым заговорит хан. Он знал каждого из них. В те годы, когда Ногай отделился от Золотой Орды, они были кто сотниками, а иные еще в десятниках числились. Теперь все они темники и мурзы и не раз водили орду в набеги. С ними Ногай чувствовал силу и уверенность.

Молчат бывалые воины: если хан позвал их, ему есть о чем сказать.

Еще раз Ногай повел взглядом по сподвижникам и начал:

Мурза Ахмыл говорил, в Сарай приполз городецкий конязь просить милости у Телебуга.

И замолк: ждал, что скажут сподвижники.

Хе, — открыл рот темник Абдул, — конязь Андрей — сын Искандера.

Конязь Андрей коварный, он не любит брата Дмитрия. Но почему он приполз в Сарай, а не к тебе, Ногай?

Он не знает дорогу к нашим кибиткам, — зашумели в юрте.

Мы напомним ему, — рассмеялся один из темников.

Мы давно не горячили наших коней и не водили батыров на Урусию…

Но Ногай прервал его:

Нет, Усеин, мы не направим наши тумены в землю урусов. Пусть конязь Андрей выпьет молока из табуна Телебуга, а мы подождем. Настанет время, и урусы приползут к нашим кочевьям. На брюхе приползут.

Дзе, дзе! Хорошо говоришь, мудрый хан, — закивали татары.

Урусы грызутся за кость, как стая псов, — проворчав Абдулка.

Ногай ощерился в усмешке:

Когда урусские конязья разорвут друг другу пасти, мы протянем им руку, и они будут ее лизать.

В юрте задвигались, зашумели.

Наше время еще не настало, — сказал Ногай. — Пусть конязь Андрей ждет милости от Телебуга.

Когда последний мурза покинул юрту, Ногай жестом подозвал начальника стражи:

Ты все слышал, Рамазан, все видел?

Начальник стражи приложил ладонь к сердцу.

Я не хочу, чтобы Телебуг оставался ханом Золотой Орды. Я не верю ему, он не верит мне. Пусть ханом будет Тохта. Ты понял меня, Рамазан?

Рамазан отвесил низкий поклон:

Пусть будет, как ты решишь.

* * *

Дни выжидания утомительны в своем однообразии. Время будто остановилось. Задули горячие ветры, и над Сараем повисли пески. Песок несло на город, он оседал на лицах, засыпал глаза и уши, скрипел на зубах. Князь Андрей понимал: хан будет пережидать эту непогоду в степи, где нет изнуряющего зноя, а по утрам ласкает прохлада.

Городецкий князь ждал, когда его позовет ханша, и устал ждать. Он позвал боярина и проворчал:

Мурза Чаган горазд подарки принимать да посулами отделываться. Напоминай ему, Сазон, чай, мы не в гости званы.

Нальбий никаких вестей не подает.

Доколе ждать, боярин? Ты уж на подарки не скупись,

Аль я не разумею? Эвон, сколь им перепало! Однако не торопи, княже, всякому овощу созреть надобно…

И снова проходил день за днем, никто из ордынцев не бывал у городецкого князя, будто забыли о нем. Иногда у него рождалось желание бежать из Сарая. Но сам себя останавливал: из Орды не убежишь, задержат, и того хуже, в степи изловят и как пленника к хану доставят, на суд его.

Нервничал князь, боярину жаловался:

Устал я, Сазон, не рад, что в Орду подался. Голосу разума не внял. Напомни Чагану, боярин.

Жаркие ветреные дни сменились грозовыми дождями, утренними зорями, а днем небо затягивали тучи. Они плыли низко, сверкали молнии, и гремел гром. Что вещал он русичам в Орде?

В такие дни князь Андрей отсиживался в каморе, не бывал на торге, не появлялся в церкви. Но городецкий князь знал, что за каждым его шагом в Орде следят, доносят в ханский дворец.

Но однажды, когда Андрей потерял всякую надежду, явился боярин Сазон и радостно воскликнул:

Сегодня, княже, нас поведут к ханше!

Во дворец к Цинь их вел начальник караула мурза Нальбий. За князем следовали бояре Сазон и Ипполит, а за ними фидни несли два больших тюка с пушниной и парчой, бархатом и разными украшениями.

Длинными переходами их подвели к просторной палате, сделанной в форме большого шатра. Стража при виде мурзы Нальбия расступилась, и князь Андрей увидел ханшу.

Она восседала в кресле, обтянутом пурпурным бархатом, а позади теснились ее слуги. На городецкого князя смотрели черные, как переспелые сливы, глаза ханши Цинь с кукольным, набеленным и насурьмленным лицом.

Князь Андрей поклонился, едва коснувшись пальцами ворсистого ковра у ног Цинь, обутых в маленькие сафьяновые туфельки.

Качнув копной темных волос, она пропела:

Конязь приехал из страны Урусии? Это земля данников великого хана?

Да, прекрасная из прекрасных ханша, Русь — большая страна, где живут данники великого хана Золотой Орды, — ответил городецкий князь. — Мы привезли тебе, несравненная, дары из этой земли, чтобы ты знала, какие звери водятся в наших лесах.

Посторонился князь Андрей, и к ногам ханши легли шкурки соболей и куниц, белок и лисиц. Цинь взирала на все безразлично, и только в толпе слуг, будто ветерок пошевелил листьями на дереве. Глаза ханши не выразили восхищения, даже когда отроки положили штуки парчи и атласа.

Пусть меха согревают твое сердце, а парча будет украшением твоим, бесподобная Цинь.

Ханша новела рукой, проворные слуги в мгновение унесли подарки, а князь уже тянул к ней ларец, украшенный перламутром. На темном бархате лежали колты21 и перстень дивной работы.

Чуть дрогнули губы Цинь, а одна из служанок поспешно приняла ларец, чтобы тут же унести.

Чего ищет конязь урусов? — пропела ханша.

Замолви за меня слово, несравненная ханша, великая ханум, — едва успел сказать городецкий князь, как его уже вытеснили из приемной.

21 Колты — серьги, подвески.

* * *

Хотя и говорил Дмитрий, что не волен запрещать удельным князьям бывать в Орде, но отъезд Андрея вселил тревогу. Не хотел признаваться себе великий князь, что неспроста подался тот в Сарай, не с добрыми мыслями.