Я отвернулась и пошла домой. Он шагал рядом и, когда мы уже подходили к дому, сказал, на этот раз шутливо:

— Не позволяй мне обижать тебя, я ведь тебя тоже люблю.

Но когда человек высказался от чистого сердца, ему уже нелегко потом опровергнуть свои слова. Здесь не поможет ни шутливое «тебя тоже», ни наигранная патетика, ни насмешка, ни тем более отрицание. Правда есть правда, а все остальное — лишь пустые отговорки.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Несмотря на то, что подготовка к свадьбе началась заблаговременно, она не прекращалась до последнего дня. Оставалось меньше недели, а драгоценности, заказанные для Премалы, все еще не были готовы, свадебное сари еще не кончили вышивать, фаянсовая посуда застряла где-то в пути, а на кухню не доставили еще никаких продуктов, кроме небольшого мешка риса, и повара грозились бросить все и уйти.

У индусов стало почти традицией вести приготовления к свадьбам в ужасной спешке до самой последней минуты; кажется, они даже бывают недовольны, если гонка прекращается раньше, чем наступает торжественный момент. Естественно, что и у нас все метались по дому— потные, измученные, раздраженные. Ювелиры работали до полуночи, а для изготовления гирлянд пришлось позвать еще несколько цветочниц. Мама была так занята, что не успевала поесть, а отец заперся у себя в кабинете и не показывался.

Мама сказала Киту, что он может пригласить, кого захочет, ей только надо знать количество гостей. Кит составил список и первое время аккуратно отмечал принявших приглашение. Но рвения его хватило ненадолго, и когда наступил день свадьбы, никто толком, включая самого Кита, не знал, сколько же будет гостей.

— Я, как и ты, не имею об этом никакого понятия, — со смехом сказал Кит маме и с покаянным видом добавил: — Дорогая, я очень виноват.

Было в Ките нечто такое, что не позволяло на него сердиться. Он буквально обезоруживал вас. Мама была очень расстроена и хотела сделать ему выговор, но вместо этого невольно улыбнулась.

Однако, зная Кита, можно было предположить, что он пригласил самый широкий круг друзей. И это предположение подтвердилось.

На самой свадьбе, разумеется, присутствовали только индусы, да и то в большинстве своем родственники. Но после свадьбы состоялись два приема, на которые были приглашены и мусульмане, и парсы, и много англичан обоего пола. «Мы вместе учились в Оксфорде», — говорил Кит о ком-нибудь из них, или: «Мы плыли на одном пароходе», или: «Познакомились на вечеринке в Лондоне». Это были опорные пункты его знакомств, хотя он и по возвращении на родину успел приобрести немало друзей.

Естественно, в большинстве своем это были те, кого наши родственники, не без скрытого осуждения, относили к категории «ультрамодерн»: молодые люди в европейских костюмах, с чистым английским произношением, гордящиеся своим свободомыслием и несколько (совсем немного) хорошо владеющих собой девушек с короткими прическами и передовыми взглядами, которые они не боялись обнародовать. Но всех их затмевала Рошан в своем шифоновом сари, отливавшем всеми цветами радуги, сандалиях, украшенных фальшивыми бриллиантами, с яркими, точно цветы герани, губами.

Рошан всегда производила необыкновенно сильное впечатление. Много лет спустя мне довелось увидеть ее в дешевеньком сари из домотканой материи и с порыжелыми от пыли волосами, а потом я увидела ее в тюрьме: па губах ее не было никаких следов помады, а кожа на лице погрубела, но никогда, ни при каких обстоятельствах она не утрачивала этой способности привлекать к себе всеобщее внимание.

— Рошан Мерчант, — небрежно представил нам ее Кит. — Мы встречались в Англии. Тогда она писала стихи. Чем занимается сейчас — не знаю. Но уверен, чем-нибудь совершенно необычным.

— Прежде я считала себя поэтессой, — весело сказала Рошан. — Но никто другой не разделял этого мнения, и мне пришлось избрать себе другое занятие. Теперь я обозреватель.

— Обозреватель? — В голосе Кита звучала ирония. — А ваши обозрения кто-нибудь читает?

— Нет, — вздохнула Рошан. — Но будут.

По лицу мамы видно было, что она еще не определила своего отношения к Рошан. Да, она «ультрамодерн», но в ней нет ничего вызывающего, она тоже «передовая», но не отдает себе в этом отчета, поэтому никому не действует на нервы. Но что значит «обозреватель»? К тому же Кит, представляя ее, даже не намекнул относительно ее положения: замужем она или нет? На вид ей лет двадцать восемь, не меньше, — значит, в невесты она давно уже не годится. Но если она замужем, то где ее муж?

Мама вознамерилась выяснить этот важный вопрос немедленно.

— Должно быть, трудно одной-то путешествовать? — вежливо поинтересовалась она.

— Нет, что вы, — ответила Рошан. — Мне не привыкать.

— А вы всегда… одна путешествуете? — не унималась мама.

— Когда как, — с улыбкой ответила Рошан. — Это зависит от моего настроения.

Мама, не удовлетворенная ответом, сделала еще одну попытку:

— А как вы живете? — уже без обиняков спросила она. — На свой заработок?

Рошан посмотрела на нее с непритворным простодушием.

— Я как-то об этом не думала, — призналась она. — Газета, в которой я работаю, принадлежит мне, но да разразит меня бог, если я знаю, приносит ли она достаточный доход. Я ведь ничего не смыслю в бухгалтерии.

После свадьбы мы пригласили Рошан погостить у нас несколько дней, и я пошла с ней наверх — показать ее комнату. Когда мы остались одни, она с усмешкой заметила:

— Боюсь, твоя мама не удовлетворена моими ответами, а?

— Я тоже боюсь, — согласилась я и невольно улыбнулась.

— С мужем своим я рассталась. Но мне не хотелось ее шокировать. А ведь она была бы шокирована, правда?

— Да, — честно призналась я.

— В таком случае я постараюсь держать язык за зубами. Только мне это плохо удается.

Это была правда: хотя далеко не всем удавалось вызвать ее на откровенность, слишком долго обманывать она не умела — честность не позволяла, да и лень было. Поэтому она скоро призналась, что у нее был муж.

— Мы с ним уже много лет не живем, — сообщила она. — Все время ссорились, когда были вместе, а теперь, как ни странно, мы самые добрые друзья.

Такое отношение к браку мама считала легкомысленным и не одобряла; она испытывала к Рошан неприязнь и за все время их знакомства ни разу не вышла за рамки официальных, холодно-вежливых отношений.

Но мне Рошан нравилась: было в ней что-то непокорное и бесстрашное, легко угадывавшееся под яркой внешностью; и я восхищалась мужеством, с каким она сносила свое одиночество. Я знаю, что она и Премале понравилась, и если