которого, по идее, вижу впервые. Тут же пришлось уточнить. — Я так думаю, небольшая. Мне вот двадцать один. А тебе? Лет восемнадцать?

— Семнадцать. Я просто спортом всю жизнь занимался, поэтому вымахал такой крепкий. Родители работали, мне приходилось в секциях пропадать.

— Ага. Ну, вот. И насчет твоих родителей. Странная позиция. Вообще-то, наоборот предки всегда хотят, чтоб их дети там…ну, не знаю… типа развивались. Достигли большего, чем они сами. Взяли все, что может предложить им эта жизнь.

Невольно вспомнились педагогические пятиминутки родной матери. Слышала бы она меня сейчас. Всплакнула бы, наверное. Только что слово в слово процитировал ее речь. Мандец, конечно. Сижу в какой-то засраной деревне, у черта на рогах, и учу родного отца, который еще, блин, даже не совершеннолетний, уму-разуму…

— Они мне не родители. — Он сказал это, будто камень в воду бросил. Одним резким движением зашвырнул, а круги по воде еще минут десять расходятся.

— Ну, чего ты так-то? Поругался? — Вид сделал сочувствующий, хотя на самом деле хотелось сказать, беги, пацан, от них подальше. Если не будешь тормозить, тебя ждет сытая жизнь и весьма неплохое будущее.

— Ты не понял. Они мне не родители. Точнее родители, но ненастоящие. Я приемный. Усыновили очень давно.

А вот это номер… Я снова вспомнил версию с незапланированным и тайным материнством Светланочки Сергеевны, от которой категорически отказался. Да ладно… Неужели и правда ухитрилась залететь от левого мужика? Ну уж от Аристарха она бы родное чадо вряд ли прятала. Да и вообще, от всех нас.

— Эм… Подожди. Ты живешь с чужими людьми? — Тема была очень скользкая. Главное — отца не обидеть, не зацепить ничем, да и лишнего ничего не ляпнуть. Как же он тогда, хрен пойму, при таком начале жизненного пути, в Москве столь благополучно обустроился? Прежде, чем попасть в Совет Федерации, отцу надо было пройти, ой, какую непростую дорожку. Но и уж точно не с деревни начинать. Насколько помню, он до Совета тоже как-то неплохо себя чувствовал. В администрации самого большого человека трудился.

— Да. Меня усыновили… Года еще не было. Кстати, здесь в областном центре и усыновили. А потом родители решили уехать на север. Там хорошую зарплату обещали.

Решили? Да хрена там. Решили. Скорее всего, новоиспеченных родителей туда просто-напросто отправила моя мамуля. По всему выходит, она знала их раньше. И самого Сергея тоже, естественно. Уж никак они не успели бы познакомиться недавно. Да и обстоятельств к этому подходящих быть не могло. Если мыслить логически, Светланочка Сергеевна точно имела отношение ко всей истории много лет назад. Должна была иметь. А теперь, когда семейка вернулась обратно, правда, пока не понимаю, зачем, если их отсюда сто процентов спровадили, маман отирается рядом. Блин… Но вот версия, что мой отец — ее сын, (господи, звучит-то как мерзко), никак все равно в моей голове не укладывалась. И в первую очередь из-за самой госпожи Милославской, или гражданки, как сейчас пока еще принято говорить. Не могу я поверить в то, что она так сильно рискнула всем. Вот не могу и все тут. Кто угодно. Только не она. Пусть время нашего с ней общения не было долгим, но прекрасно знаю категорию женщин, подобных ей. Вообще, конечно, что скрывать, в бабах я разбираюсь лучше всего. Эм… Ну, ладно… Наташку исключим. Она со странностями. И вот Светланочка Сергеевна — это конченая и несомненная сука в лучшем смысле данного слова. Да. Такой, классический вариант. Она любит только себя и лишь себя. Все вокруг — это доказательство того, насколько она классная, крутая телка. Успешный муж, а положа руку на сердце, член Политбюро гораздо круче всяких принцев из сказки. В разы круче. Дети, которыми можно гордиться. Достаток. Дорогая машина. Водила, домоуправительница, личный парикмахер и косметолог. Это все — лишь антураж, который делает из Светланочки Сергеевны королеву. Завести себе любовника она могла только в том случае, если им бы стал кто-то по статусу выше нашего драгоценного папеньки. А выше Аристарха только… прости господи, Леонид Ильич. Но это уж совсем… И тем не менее, человеком, который находится даже на одном уровне с мужем, она пачкаться не стала бы. Не царское это дело. Такое понятие, как внезапная любовь, ей, уверен, не знакомо по причине того, что сердце у Светланочки Сергеевны не сильно большое и оно уже надежно занято. Ею же самой. Потому что, напоминаю, любит она только себя. Короче, тупик какой-то. Пока не могу даже представить, с какого боку они друг к другу, отец и мамуля. Теорию о любовной связи, соответственно, тоже отметаем по причине ее абсурдности. Батя, конечно, хоть и выглядит сейчас, как лошара, но в принципе внешне ничего. Просто надо в порядок привести. Но даже не смотря на это, нет. Точно тут отсутствует сексуальный подтекст.

— Ух, ты… Прямо, как в кино… — Я сделал соответствующее ситуации лицо. Типа, сочувствую и все такое.

— Да нет… Особо ничего плохого не подумай. Они хорошие люди. Простоваты, но в принципе хорошие. Добрые даже. Никогда не обижали. Дело во мне самом, наверное. Понимаешь, такое чувство… будто живу не своей жизнью. Поэтому тоска часто. Хочется… не знаю, как объяснить… Вчера на полном серьезе подумал, а не ограбить ли сберкассу… Не ради денег. Клянусь. Чтоб не чокнуться. Такое ощущение, словно я в тюрьме сижу.

О-о-о-о-о-о…. Мать твою налево… Вот теперь, тем более понятно, что неспроста меня судьба в тело Милославского закинула. Вон какая ересь родному отцу в голову лезет. Уголовщины нам еще не хватало. Что ж его так мотыляет? Я не хочу ни в деревне жить, ни бате на зону письма писать. Пусть недолго это длилось, всего лишь двадцать один год, а потом я просто совершенно бездарно умер, как распоследний идиот, но блин… Это охренительные двадцать один год. И я совсем не хотел бы, чтоб оно было по-другому.

— Слушай… конечно, понимаю, о чем ты. Я, может, приемных родителей не имею, но с родными тоже не задалось. Вот, мать меня в ссылку отправила. Впервые в деревню попал. Тихий ужас, скажу я тебе. Просто психушка на выезде. И ведь знала, как тяжело будет. Да еще и отправила к родственникам, с которыми вообще все эти годы не общалась. Что-то они разругались. Даже не знаю, что. И вот отвечаю, уже неделю я тут почти, каждое утро просыпаюсь с мыслью, будто уж точно это не моя жизнь. Но прикинь, желания ломать ее еще больше, не возникает. Какая