я понял, что ее восполнение производится по мере расходования пассивно, автоматически. Причем манна пополняется из окружающей среды. Потому шкала никогда не бывает неполной. В общем, я еще тот «читер».

Мне стал понятен механизм активации «скилов» магии.

Это как однажды прокатиться на велосипеде. Описать словами сложно, но прокатившись один раз, ты уже умеешь ездить и не забудешь как это делается, никогда.

Ну, за исключением случаев полной амнезии, утраты конечностей или смерти.

Так вот. В общих чертах мне надо было придумать мало-мальски процесс желаемого преобразования и создать соответствующий параметр в панели настройки «перса».

Причем делать все это надо одновременно. Ну, то есть без придуманного способа преобразования придуманная панель не появлялась.

Я выбирал понравившийся «скил» придумывал способ его реализации, настраивал параметры и старался сразу же применить его.

Мне удалось освоить множество «скилов». Я научился преобразовывать свое тело в любой состав, освоил «инвиз», мимикрию. Научился усиливать свое тело по всем физическим показателям. И в конце концов, освоил «скилы» по управлению временем.

Это умение меня очень сильно напугало. Даже в теории ужасали возможные последствия пьяных игр со временем. Потому я на всякий случай накинул на него замочек со сложным кодом.

Боевые магические «скилы» я поначалу отрабатывал на Людо. Но в скором времени мне стало жалко своего любимого питомца.

В плане «физухи» он не страдал. После каждого испытания я сразу «хилил» его. Но его психологическое состояние оставляло желать лучшего.

По итогам трех испытательных дней его хвостик совсем поник и практически прилип к «заднице». Я начал забывать, как весело он им машет, когда ему хорошо.

Я не сразу, но понял питомца.

Безусловно, психика сломается, если тебя расщепляют на кусочки, а потом собирают. Топят в песке, бьют молнией, сжигают огнем, проглатывают, а потом изрыгают немного переваренного, когда на тебя насылают разлагающую порчу.

«Бедный Людо», — говорил я с жалостью волку, но опыты на нем продолжал.

Я понял, что так дальше с Людо нельзя!

Потому что недалек тот день, когда я, войдя в дом, увижу, как он забился в угол душа. Сидит там, под струями льющейся воды, обняв колени и плачет, прижимая к «морде» мочалку.

Я принял благородное дружеское решение оставить Людо в покое!

Я с радостью сообщил ему об этом посреди одного из экспериментов, в котором я игрался с его отделенными от тела лапками.

Я отделил от него лапки. Замкнул цепь кровообращения в теле, чтоб он не помер, и отключил у него боль.

Он просто лежал и смотрел на происходящее. Мне было скучно, потому я взял его конечности и стал играться с ними. Я перебирал его лапами по тропинке и пел песню: «Топ-топ топает малыш. С мамой по дорожке…»

Услышав радостную весть, Людо прослезился.

Я уверен, что он прослезился именно от радостной новости. Ведь боль я ему отключил. Думаю, если бы я что-то напутал и ему все-таки было бы больно, он бы мне об этом обязательно сказал!

Просто так травмировать лесных «магверей» а потом лечить их было не интересно. Потому я заключал с ними пари.

На удивление, животные оказались очень азартны.

Несмотря на всю «бредовость» моих правил, они всегда отвечали молчаливым согласием.

Не знаю, к счастью или к сожалению, но в памяти сохранились только крупные споры.

Мы поспорили с бобром на его жизнь о том, кто из нас лучший строитель?

Я рассказал бобру правила и дал ему недельную фору. По итогу он за неделю построил какую-то детскую «х…», а не плотину.

Я же подарил ему два мячика и построил вокруг его болотца отличные земляные стены с красивым витиеватым орнаментом. Его домик был полностью окружен. Он был полностью отрезан о реки. Я оставил его на четыре месяца…

Спустя оговоренное время я вернулся, как и договаривались, и сломал построенные стены.

За время моего отсутствия бобер сильно зарос и обрюзг. На фрагменте одной из моих стен остались нарисованные им черточки по количеству дней в четырех месяцах. Повсюду валялись изгрызенные в щепу ветки деревьев. Он притащил к дому обломки разбитого самолета и брезент от плота.

Я застал его за разговором с мячиками, на которых кровью были нарисованы лица его товарищей. Он рассказывал им о своей жизни, о какой-то «недолюбленной» бобрихе, о своей работе в службе доставки и о чем-то еще.

Я выкинул мячики, постриг и вылечил бобра. Натащил ему разных блюд из палок. Прибрал его жилище и прилегающую территорию. Привел ему на ночь платную бобриху.

Ну а утром пришел за его жизнью, ведь он проиграл спор. Шучу, конечно. Бобр был мне не нужен. У меня и без него уже был новый коврик из бобра.

Потом я поспорил с оленем на медведя о том, что, несмотря на его скорость, я смогу его догнать и дать ему щелбан по носу.

Он, конечно, мне не поверил, о чем ярко свидетельствовало его молчание.

Я отошел от оленя на 10 шагов назад, и обманул его, сказав, что теперь у него есть фора в забеге.

Было видно, как олень с силой напряг ноги, готовясь к рывку.

Он срывался с места, делал первый шаг, и я по щелчку пальцев останавливал время. Затем я подходил к нему, лез на его спину, задирал рогатую голову вверх и восстанавливал ход времени.

Очнувшись, олень видел над собой мое довольное лицо. Он продолжал как бешенный бежать, не видя дороги. Я с самодовольной улыбкой щелкал ему по носу и просил остановиться.

Эта ничего не понимающее животное останавливалось, и мы повторяли забег.

С каждым разом его оленьи глаза становились все больше от удивления.

Пред последним забегом он внимательно осмотрел свои копыта. С копытами было все в порядке. На тот момент мне порядком надела эта забава.

В последнем забеге я не стал останавливать время.

Олень, высекая искры, «стартанул». Он несся как сумасшедший. Думаю, он так и не остановился и до сих пор бежит по лесу, хотя прошло уже два года.

С медведем мы поспорили на змею о том, что он не сможет выбраться из моего льда. Миша зачем-то согласился на спор, и я заморозил его, поместив в глыбу льда. Но я забыл придумать, как его разморозить, потому передвинул его на солнце и ушел за змеей. Надеюсь, с ним все в порядке. Пушистый был порядочным «магверем».

Змея очень удивилась тому, что ее проспорил медведь. Она никак не могла понять,