Линора деликатно захихикала.

– Лучше мышь, чем иной, более шумный зверь, – заметила королеве Розлайн. – Он должен помнить свое место, если обвенчается с вами. Ведь он не из потомков Святого.

Сабран похлопала ее по ладони:

– Как это ты всегда так рассудительна?

– Я слушаю вас, ваше величество.

– Но не свою бабку, в данном случае. – Сабран взглянула на даму. – Госпожа Игрейн полагает, что Ментендон разорит Инис. И что Льевелину не следовало бы торговать с Сейки. Она предупредила, что выскажет эти мысли на следующем собрании Совета Добродетелей.

– Моя благородная бабушка тревожится за вас. Отсюда и ее излишняя предосторожность. – Розлайн присела рядом с королевой. – Я знаю, что она предпочла бы вождя Аскрдала. Тот богат и благочестив. Надежный кандидат. Понимаю я и ее опасения относительно Льевелина.

– Но?..

Розлайн позволила себе слабую улыбку:

– Я полагаю, что подобает дать шанс Рыжему князю.

– Согласна. – Катриен, вытянувшись на козетке, листала книгу стихов. – Долг Совета Добродетелей – предостерегать вас, а вашим дамам в таких делах подобает вас ободрять.

Сидевшая рядом с Эдой Линора жадно впитывала в себя каждое слово.

– Госпожа Дариан, – неожиданно произнесла Сабран, – а ты какого мнения о наружности князя Обрехта?

Все взгляды обратились к Эде. Та медленно отложила нож.

– Вы спрашиваете моего мнения, королева?

– Если здесь нет другой госпожи Дариан.

Никто не засмеялся. Все молчали, пока Розлайн передавала миниатюру Эде.

Та всмотрелась в портрет Рыжего князя. Высокие скулы. Блестящие рыжие волосы. Мощный лоб над темными глазами, резко выделяющимися на бледном лице. Складка рта несколько сурова, но лицо приятное.

Впрочем, портреты умеют лгать и часто это делают. Художник мог ему польстить.

– Он недурен собой, – заключила Эда.

– Невелика похвала. – Сабран отхлебнула из кубка. – Ты судишь строже других моих дам, госпожа Дариан. Что же, мужчины Эрсира привлекательнее этого князя?

– Они другие, ваше величество. – Помедлив, Эда добавила: – Меньше напоминают сонь.

Королева с неподвижным лицом взглянула не нее. На миг Эда испугалась, что зашла слишком далеко. Потрясенный взгляд Катриен только подтверждал ее опасения.

– У тебя не только легкие ноги, но и проворный язык. – Королева Иниса откинулась в кресле. – Мы редко говорили со времени, когда ты прибыла ко двору. Это было давно… прошло шесть лет, кажется?

– Восемь, ваше величество.

Розлайн послала ей предостерегающий взгляд. Потомков Святого не поправляют.

– Конечно. Восемь, – только и сказала Сабран. – Скажи, посланник ак-Испад тебе пишет?

– Нечасто, госпожа. Его превосходительство занят другими делами.

– Например, ересью.

Эда опустила взгляд:

– Посланник – верный последователь Певца Зари, королева.

– А ты, конечно, оставила эту веру, – закончила Сабран, и Эда склонила голову. – Дама Арбелла рассказывала, что ты часто молишься в святилище.

Каким образом Арбелла Гленн извещала Сабран о подобных вещах, оставалось тайной, поскольку она, казалось, никогда не открывала рта.

– Шесть Добродетелей – прекрасная вера, королева, – сказала Эда, – и невозможно не уверовать, когда среди нас ходит истинный потомок Святого.

Конечно, она лгала. Ее истинная вера – вера Матери – пылала с прежней силой.

– В Эрсире, должно быть, рассказывают о моих предках? – спросила Сабран. – Особенно о Деве.

– Да, моя госпожа. На Юге ее помнят как самую праведную и самоотверженную женщину тех времен.

Кроме того, Клеолинду Онйеню помнили на Юге как величайшую воительницу своего времени, но этому в Инисе ни за что бы не поверили. Здесь считали, что она нуждалась в спасителе.

Для Эды Клеолинда была не Девой. Она была Матерью.

– Если верить даме Оливе, госпожа Дариан – прирожденная сказительница, – вставила Розлайн, бросив на Эду холодный взгляд. – Не поведаешь ли нам историю Святого и Девы, как ее рассказывают на Юге?

Эда чуяла ловушку. Инисцы не слишком одобряли новый взгляд на старые истории, тем более на эту, самую для них священную. Розлайн ожидала, что она оступится.

– Эту историю, сударыня, – отозвалась Эда, – нельзя поведать лучше, чем излагают ее в святилище. Так или иначе, мы услышим ее завт…

– Мы выслушаем ее сейчас, – перебила Сабран. – Ныне, когда змеи зашевелились, этот рассказ успокоит моих дам.

Потрескивал огонь. Глядя на Сабран, Эда ощущала странное притяжение, словно что-то связывало ее с королевой. Наконец она поднялась, подвинула свое кресло к очагу – на место сказительницы.

– Как пожелаете. – Она разгладила юбки. – С чего же мне начать?

– С рождения Безымянного, – сказала Сабран. – Как великий враг вышел из горы Ужаса.

Дамы жались друг к другу, Катриен взяла за руку свою королеву. Эда вздохнула, смиряя внутреннее волнение. Если выложить истинную историю, ее наверняка ждет костер.

Придется пересказать то, что она каждый день слышала в святилище. Урезанную версию.

Ополовиненную.

– В глубинах этого мира пылает Огненное Чрево, – начала она. – Более тысячи лет назад магма в нем слилась, породив зверя неслыханной величины – как кузнечный горн рождает меч. Молоком ему служило пламя Чрева, жажда его была неутолима. Он пил, пока сердце его не стало огненной печью.

Катриен задрожала.

– Скоро это создание, этот змей уже не умещался во Чреве. Он жаждал расправить крылья, подаренные ему пламенем. Прорвавшись наверх, он разбил вершину горы Ужаса, что стоит в Ментендоне, и с ним наружу вырвался поток жидкого огня. Алые молнии били с вершины горы. Тьма пала на город Гултага, и все его жители задохнулись в пагубном дыму.

Змей жаждал покорить себе все, что видел. Он полетел в Лазию, где правил великим царством род Онйеню, и опустился вблизи его стольного города Юкала. – Эда промочила горло глотком эля. – Это чудовище несло с собой страшную чуму, невиданную прежде людьми. Она зажигала в больных самую кровь, сводя их с ума. Чтобы умиротворить змея, народ Юкалы посылал ему баранов и быков. Но Безымянный был ненасытен. Он алкал самого сладкого мяса – человечины. И вот каждый день люди бросали жребий и выбирали одного в жертву.

В покоях стояла тишина.

– В Лазии тогда правил Селину, глава рода Онйеню. В некий день жертвой была избрана его дочь, принцесса Клеолинда. – Ее имя Эда произнесла тихо, благоговейно. – Отец ее предлагал своим подданным золото и драгоценности, умоляя выбрать другого, но они были тверды. И Клеолинда с достоинством выступила вперед, потому что видела, что это справедливо.