Судьба трудится без выходных. У нее есть черная работа и белая. Черная – это проложить тропы, на которых вам обязательно встретятся враги. Все продумать, чтобы не было шанса с ними разминуться. Судьбе интересно: кто победит? Белая работа – ювелирная, неспешная. Люди сначала пройдут не раз мимо друг друга, потом обернутся, поняв: мы – друзья. А в какой цвет окрашены усилия судьбы, которая не тех мужчин посылает не тем женщинам, потом их разводит, тасует свои крапленые карты… Может, она смеется в это время, может, сентиментально утирает слезы: «что же я натворила». Эта работа – пестрая, в крапинку.

Андреас в это утро задумчиво просматривал свои контакты в телефоне и думал, кому из друзей позвонить, рассказать о том, в какую передрягу он попал. Со стороны ведь виднее, за что хвататься в первую очередь, а чего вообще делать не стоит. Вот он смотрит на номера телефонов и представляет себе лицо каждого друга. И совершенно отчетливо представляет, что услышит от них. Большинство ответов будут такими: «Ты дурью-то не майся. Нужно дело делать. Страховку спасать, участок за собой закрепить, у тебя точно все документы в порядке? А покойница – это вообще не твое дело. Ты просто со своими оболтусами заигрался в сыщиков-разбойников». Да, так скажут все или практически все. Он и сам уже стал так думать. Но ребята его не поймут! И для него это серьезная проблема. Они сейчас или получат опыт безразличия – думай о себе, переступи через чужую жизнь, – или поймут, что эгоистичный, зацикленный на себе человек никому не интересен. Они послушаются его, если он даст отбой, будут делать то, что он скажет: восстанавливать школу. Сделают вид, что забыли о сгоревшей женщине. Но что-то уйдет из их общения. Они решат, что он такой, как все… Он и есть такой, как все. Он взялся им доказать, что не все – такие… В общем, жуткое уравнение со всеми неизвестными. Андреас был в растерянности.

И тут телефон зазвонил. Сам бы Андреас вряд ли стал звонить Петру Григорьевичу Силину, одному из самых уважаемых командиров в их части. Да нет, он самый уважаемый. И никому из высшего начальства не угодный. Его отправили в отставку. Сейчас он живет в Москве, виделись они пару раз в последние годы, иногда созванивались.

– Привет, – сказал Силин. – Я тут прочитал, что твоя школа сгорела. Это так или, как водится, наврали?

– Это так, Петр Григорьевич. Школа сгорела, а в ней какая-то неизвестная женщина. В общем, полная ерунда.

– То есть – далеко не ерунда. Хочешь, я подъеду, расскажешь? Я сейчас по делу на твоем шоссе.

Андреас, конечно, совсем себя истерзал. Услышав предложение Силина, почувствовал, что глазам стало горячо. Этот полковник и в армии пару раз приходил ему на помощь сам, поскольку Андреас ни к кому за помощью не обращался. Высокий, с вечно озабоченным, хмурым лицом, седыми висками, Силин умел слушать, старался найти выход… Вот и сейчас…

– Петр Григорьевич, я сижу и думаю: где тот человек, которому весь этот бред можно рассказать. Я, если честно, вообще не знаю, что делать. Со стороны следствия – полный пофигизм…

– Будем считать, что специалист по части бреда у тебя есть, – по-деловому сказал Петр Григорьевич. – На большее, как говорится, не рассчитывай. Связями я так и не обзавелся. Но мозги не все растерял. Посидим, подумаем.

Слушал Силин внимательно. Потом долго курил и думал. Вдруг посмотрел в тревожные глаза Андреаса и улыбнулся:

– Вот ты вроде у нас самым умным считался. Наверное, отличник со школы. Откуда же у тебя уравнение со всеми неизвестными образовалось? Нам известно, что ты школу не поджигал, бабу не убивал и не подкладывал в огонь. Известно, что у тебя было все в порядке с проводкой и замками входной двери. Значит, полиции надо искать следы посторонних лиц. Идти по этим следам.

– Они не хотят. Они придумывают, как дело закрыть и при этом доставить мне побольше неприятностей.

– Ты знал этого следователя раньше?

– Нет, конечно. Просто не понравились друг другу. Кроме того, мне кажется, что это его стиль работы: все повесить на того, кто ближе к делу, получить удовольствие, а остальное похоронить.

– Знакомый стиль.

– Знакомый. И потом: все, что вы считаете известными в уравнении, – это мои слова, которые вы взяли на веру. А следователь Иванов имеет право никому не верить.

– Ну, убийство он тебе не шьет, надеюсь?

– Да это вообще вопрос погодных условий: как у него башку переклинит.

– Знакомые адвокаты есть?

– Нет. И денег на них нет. Это пустая трата, считаю. Что-то я не слышал, чтобы адвокат изменил ход следствия или решение суда. Я думал о частном детективе… Ерунда, наверное.

– Все тебе ерунда. Хотя я частных сыщиков только в сериалах видел. Ну, про Шерлока Холмса знаю. Давай вот о чем договоримся: не нагнетай. Будем решать проблемы по мере их поступления.

– Ну, вот такая задача: мы с ребятами сначала решили искать, не пропала ли какая-то женщина поблизости. Потом я понял, что ее могли привезти откуда угодно – живой или уже мертвой. Не могу решить: выбросить все это из головы или пытаться что-то узнать?

– Пытаться, – уверенно сказал Силин. – Против фактов никакой Иванов не попрет.

– Он попрет, конечно, – сказал Андреас. – Но это не важно. Важно то, что вы мне сейчас сказали. Любой другой взрослый человек заявил бы, что я такой же дуралей, как мои подростки. Кстати, я не был отличником в школе, мягко говоря. Мне еле натягивали тройки, чтобы переходил из класса в класс. Дело в том, что я так страшно заикался, что мне легче всего было сказать «не знаю», чем потешать своим мычанием весь класс.

– А в чем дело?

– Так получилось. Маленьким я в костре горел, потом овчарка бросилась на спину с рыком…

– Значит, ты везунчик? Я так и думал. Сказать по правде, все сильно удивились, что ты выжил в том ДТП. Мне сказали, что тебе чуть ли не голову снесло. Из чего вытекает, что ты в конечном итоге – везунчик. Только сейчас заметил, что временами ты немного заикаешься. А говоришь вообще, будто профессор какой… Короче, справишься и сейчас. Я с тобой, понял?

Андреас растерянно улыбался, стоя на крыльце, когда Силин уехал. Повезло, что он приехал. Все стало яснее. Можно рассматривать каждую беду в отдельности и всякий раз переживать ее заново. Можно считать количество побед над бедами. «Все сильно удивились, что ты жив». Но ведь жив! И голову не снесло, и сила есть в руках, и друг встал рядом. Судьба делает белую работу.

Что такое море и солнце? Это золотой душ насквозь, когда каждый нерв ликует сам по себе, автономно и независимо. И то, что тревожило, тает, как последняя нежная льдинка, а то, что впереди, – мерцает в ресницах, распадаясь на цветовой спектр. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан… Красный, оранжевый, желтый, голубой, синий, фиолетовый. Как красиво. За два дня волосы Оксаны стали совсем светлыми, на носу появились веснушки, кожа настолько порозовела, что в любой момент начнет облезать. «Ну и что? – безмятежно думает Оксана. – А под ней будет новая, с нормальным загаром. У белокожих так всегда». Она лежит под солнцем топлес, в крошечных стрингах – вот, собственно, и все, что здесь понадобилось из одежды, – и отдается солнцу. Оно ее целует, ласкает, прогревает до кончиков волос и ноготков. Она только сейчас поняла, как истосковалась по солнцу и морю за всю свою жизнь. Потом Оксана плавала и чувствовала, что волна качает ее, как цветочный лепесток. Вышла, не стала вытираться, подошла к Юрию, который, сидя под тентом в шезлонге в темных очках, сосредоточенно что-то читал в планшетнике. Он так увлекся, что даже не услышал ее шагов. Оксана отряхнулась на него, рассмеялась, глядя, как он поежился.