Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор произвел несколько измерений, от границ нашей страны до различных морских портов вдоль побережья, тщательно отмечая каждый в своем блокнотике. Он проводил по карте вдоль края линейки тонкие линии, связывающие одну точку с другой. Наш город находился не далее чем в одном дне пути от побережья, так что вскоре весь пергамент был расчерчен десятками сложно пересекающихся линий и стал похож на паутину с ее сложным замысловатым узором. Я был не вполне уверен, но, кажется, Доктор пытался проследить, каким маршрутом монстры могли прийти в Новый Иерусалим.
Признаюсь, я воспринял его действия как очень, даже чрезвычайно странные. Это после того как мы едва унесли ноги, он стоит тут и тратит бесценное время на интересное, но бессмысленное упражнение! Да какая разница, откуда эти твари объявились или каким образом перебрались в наши места? Разве не больше проку было бы собрать со всей округи мужчин, способных сражаться, и объявить охоту на монстров-людоедов? Они же бродят тут, словно звери, выпущенные из клетки, бродят прямо среди нас — и они явно очень голодны! Я не мог стереть из памяти вид локонов Элизы Бантон, свисающих с клацающей челюсти прожорливого Антропофага. Что же мы медлим? Зачем он читает книги, изучает карты, делает замеры, когда стадо чужаков, страшных, как ночной кошмар, бродит за городом? Надо предупредить жителей о приближающейся опасности нападения, надо строить баррикады против близящейся осады. А время разгадывать загадку, как монстры попали сюда и как их искоренить, придет позже, когда жизни людей будут в безопасности! Кто еще, интересно, может погибнуть сегодняшней ночью так же ужасно, как Эразмус Грей, в то время как Доктор чертит свои линии, читает греков и делает записи в блокноте? Кого еще принесут на алтарь науки? Если такие вопросы приходили в голову двенадцатилетнему парнишке, то уж, конечно, они приходили в голову и человеку с интеллектом Уортропа.
Я размышлял над этой загадкой, припоминая его раннее предостережение против опасности страха. Неужели дело в этом? Неужели этот человек, величайший монстролог своего времени, поражен страхом? И все эти незначительные (с моей точки зрения) поиски в решающий момент — всего лишь способ избежать той горькой правды, что обстоятельства оказались сильнее него? Короче говоря, неужели он, Пеллинор Уортроп, боится?
Убедив себя, наконец, что я делаю это не для собственного эгоистичного спокойствия, а ради других, я заговорил. Я заговорил ради тех, кто спал невинным сном, даже не предполагая о смертельной опасности, нависшей над ними. Ради старика, похрапывающего в кровати. Ради ребенка, посапывающего в колыбели. Ради них я, наконец, заговорил:
— Доктор Уортроп?
Он продолжал заниматься картой.
— В чем дело, Уилл Генри?
— Мне сбегать за констеблем?
— За констеблем? Зачем?
— Чтобы… чтобы помочь, — заикаясь, произнес я.
— Помочь кому? Чем?
— Помочь нам, сэр. С этим… вторжением монстров.
Доктор отмахнулся, погруженный в расчеты.
— Антропофаги не станут нападать еще раз сегодня ночью, Уилл Генри, — сказал он.
Его темные волосы почти закрыли лицо, когда он низко склонился над картой; губы были плотно сжаты, как всегда, когда он был предельно сосредоточен.
Я бросил бы эту тему, если бы был уверен в его словах. Но недавняя гипотеза Доктора состояла в том, что Антропофагов всего два-три, и эти слова стоили жизни человеку. Так что я проявил настойчивость, какую никогда не позволил бы себе раньше:
— Откуда вам это известно, сэр?
— Известно что?
— Откуда вы знаете, что они не нападут снова?
— Потому что я умею читать.
В его голосе послышались нотки недовольства. Он похлопал по ближайшей стопке с книгами.
— Две тысячи лет наблюдений подтверждают мою точку зрения, Уилл Генри. Почитай Геродота, Плиния, Вальтера Скотта. Антропофаги наедаются досыта. Они охотятся, едят, а потом отдыхают — несколько дней, а иногда и недель — прежде чем снова выйти на охоту.
Он посмотрел на меня внимательнее.
— А на что ты намекаешь, Уилл Генри? Что это — моя вина? Что кровь Эразмуса Грея — на моих руках? Что ж, возможно, это так. Я ошибся по поводу количества монстров? Очевидно. Но это было утверждение, основанное на имевшихся на тот момент данных, на логических построениях. Если бы мне сейчас дали те же факты, я бы пришел к тем же выводам и все так же рискнул, потому что считал время решающим фактором. Открытие старика заставило меня действовать быстрее, чем мне бы хотелось, и я уверен, что будь у меня больше времени для тщательного анализа, я бы рассмотрел ту возможность, что Антропофаги могли уже и приспособиться к новым условиям каким-то непредвиденным способом (что они, судя по всему, и сделали). Но ты должен понимать, Уилл Генри, «возможность» — еще не значит «вероятность». Возможно, что завтра солнце взойдет на западе, но это не значит — вероятно. Я остаюсь при своем выводе, хоть я и заблуждался в предпосылках.
Теперь монстролог положил руку мне на плечо, и что-то в его взгляде потеплело.
— Мне жаль, что он погиб. Если тебе будет от этого хоть немного легче, вспомни, что он прожил долгую жизнь — жизнь, полную страданий и потерь, должен тебе сказать. Он полностью отдавал себе отчет в том, какая опасность нам грозит; и я не требовал от него ничего, чего не требовал бы от себя. Я не принуждал его ехать с нами сегодня ночью и не просил рисковать больше, чем готов был рискнуть сам.
Возможно, он заметил, как дрожит мое тело под его рукой, потому что продолжил уже совсем другим, холодным тоном:
— И я должен сказать, Уилл Генри, это чрезвычайно странно, что ты так много размышляешь по поводу его несправедливой кончины, а не по поводу своей спасенной жизни, которая оборвалась бы, не вмешайся я. Теперь ты понимаешь? Ты начинаешь понимать, почему я сказал, что он бы поблагодарил меня, если бы мог?
— Нет, сэр, не понимаю.
— В таком случае, я считал тебя умнее, чем ты есть.
Я стряхнул его руку со своего плеча и закричал:
— Да, я не понимаю! Простите меня, Доктор, но я совсем не понимаю! Нам не надо было идти туда сегодня ночью. Нам надо было дождаться дня, чтобы отнести ее обратно. Если бы мы подождали и сходили за констеблем, старик, возможно, остался бы жив!
— Но это ведь не факты, — ответил Доктор миролюбиво. — Мы не подождали. Мы не вызвали констебля. Ты все никак не ухватишь суть, Уилл Генри. Твой отец давно бы уже сообразил, он бы не стал винить меня или осуждать. Он бы поблагодарил меня.
— Поблагодарил?!
— Как и тебе стоит поблагодарить меня за то, что я спас тебе жизнь, Уилл Генри.
Это было уже не просто обидно, это было оскорбительно, особенно с учетом того, что случившееся с моим отцом было результатом беспрекословного подчинения монстрологу. Из-за него умер мой отец, из-за него я потерял все, что было мне дорого. И вот этот самый человек стоит сейчас и требует моей благодарности!