опровергнуть привычное предположение о том, что необходимо изучить возможности военного применения новых технологий. Именно это побудило группу американских ученых-атомщиков после августовского испытания советской бомбы в 1949 г. проинформировать Трумэна о том, о чем они знали, но не знал он: о возможности создания термоядерной или супербомбы. Это устройство будет работать не за счет расщепления атомов, как это было в случае с атомной бомбой, а за счет их слияния. По расчетам, взрыв будет настолько сильным, что никто не сможет сказать Трумэну, как его можно использовать в войне. На этом основывалось несогласие Кеннана, а также Дж. Роберта Оппенгеймера, руководившего Манхэттенским проектом, и ряда других высших советников, которые не понимали, как такое апокалиптическое устройство может соответствовать клаузевицкому стандарту, согласно которому военные операции не должны разрушать то, что они призваны защищать.

Однако боевые действия не были той основой, на которой строились аргументы сторонников "супера". Термоядерное оружие, по их мнению, было бы необходимо не в военном, а в психологическом плане. Отсутствие такого оружия вызвало бы панику на Западе, если бы его получил Советский Союз. Его наличие обеспечит уверенность и сдерживание: все преимущества, которые Сталин мог получить от своей атомной бомбы, будут аннулированы, и США останутся впереди в гонке ядерных вооружений. А что если обе стороны разработают "супер"? Это было бы лучше, заключил Трумэн, чем монополия Советского Союза на "супер".

В конечном итоге, по мнению президента, если Соединенные Штаты могут создать то, что теперь стало называться "водородной" бомбой, то они должны ее создать. Отставание в любой категории вооружений - или даже видимость такого отставания - грозило катастрофой. Проблема теперь заключалась не столько в том, как победить противника, сколько в том, как убедить его не вступать в войну вообще. Как ни парадоксально, но для этого требовалось создать настолько мощное оружие, чтобы никто с американской стороны не знал, как оно может быть использовано в военных целях, и одновременно убедить всех с советской стороны, что в случае войны это оружие, несомненно, будет применено. Иррациональность, по этой логике, была единственным способом удержать рациональность: абсолютное оружие войны могло стать средством, с помощью которого война оставалась инструментом политики. В начале 1950 г. Трумэн выразился еще проще: "Мы должны были сделать это - создать бомбу - хотя никто не хочет ее использовать. Но... мы должны иметь ее хотя бы для того, чтобы торговаться с русскими".

Так получилось, что советские ученые работали над своим "супером" с 1946 года. Они никогда не заостряли внимания, как это делали американские разработчики бомб, на различиях между делящимся и термоядерным оружием. Они также не видели в том, что водородные бомбы будут намного мощнее атомных, ничего такого, что сделало бы их менее морально оправданными. Благодаря преимуществу, гонка за создание термоядерного оружия была гораздо ближе, чем за создание атомной бомбы: в этот раз русские меньше полагались на шпионаж и больше - на собственные знания. Первое американское испытание водородной бомбы уничтожило остров в Тихом океане 1 ноября 1952 года. Первое советское испытание последовало в пустыне Средней Азии 12 августа 1953 года. Оба взрыва унесли с неба ослепленных и обожженных птиц. И это, хотя и плохо для птиц, оказалось небольшим, но значимым знаком надежды для человечества.

Пораженные этим феноменом, американские и советские наблюдатели за испытаниями зафиксировали его практически в одинаковых выражениях: поскольку "супер" нельзя было испытать на людях, как первые атомные бомбы, птицам оставалось только предполагать, какими могут быть последствия для человека. Они оказались канарейками в самом опасном из когда-либо существовавших шахтных стволов. Очевидцы также подтвердили то, о чем уже догадывались разработчики термоядерных устройств: для оружия такого размера не может быть рационального применения в условиях войны. "Это выглядело так, как будто оно заслонило весь горизонт", - вспоминал один американский физик. Советский ученый считает, что взрыв "преодолел какой-то психологический барьер "30 .Как будто они были свидетелями одного и того же события, а не испытаний, разделенных девятью месяцами, девятью тысячами километров и геополитическим соперничеством, которое было на пути к поляризации мира. Законы физики оставались неизменными, какими бы ни были другие различия, разделявшие планету.

 

VI.

Все это заставило советских и американских ученых увидеть то, что уже начали чувствовать Трумэн и Сталин - хотя ни один из них не знал об опасениях другого, - что новое оружие способно воплотить в жизнь концепцию Клаузевица о тотальной и, следовательно, бесцельной войне. Но в январе 1953 г. Трумэн покинул свой пост, а Сталин ушел из жизни двумя месяцами позже. К власти в Вашингтоне и Москве пришли новые лидеры, которым еще предстояло пережить кошмары, связанные с ядерной ответственностью, или избежать пропасти, о которой предупреждал Клаузевиц.

В отличие от своего предшественника в Белом доме, Дуайт Д. Эйзенхауэр, будучи молодым армейским офицером в 1920-е годы, неоднократно читал Клаузевица. Он не сомневался, что военные средства должны быть подчинены политическим целям, но считал, что в число этих средств можно включить и ядерное оружие. Он пришел к президентству, не будучи убежденным в том, что характер войны коренным образом изменился, и в последние месяцы Корейской войны неоднократно подталкивал своих военных советников к поиску путей использования Соединенными Штатами как стратегического, так и недавно разработанного "тактического" ядерного оружия для прекращения боевых действий. Он также позволил своему новому госсекретарю Джону Фостеру Даллесу передать намеки на то, что такое планирование уже ведется. Эйзенхауэр признал, что, конечно, будут возражения со стороны союзников, но "так или иначе табу, окружающее применение атомного оружия, должно быть разрушено".

Причина, с точки зрения президента, была проста: Соединенные Штаты не могли позволить себе больше ввязываться в ограниченные войны, подобные корейской. В этом случае инициатива перейдет к противникам, которые будут выбирать наиболее выгодное время, место и методы военного противостояния. Это дало бы им возможность контролировать размещение американских ресурсов, что привело бы лишь к истощению американской экономической мощи и деморализации американского народа. Решение заключалось в том, чтобы изменить стратегию: дать понять, что отныне Соединенные Штаты будут отвечать на агрессию в то время, в том месте и теми средствами, которые они сами выберут. Эти средства вполне могут включать применение ядерного оружия. Как сказал сам президент в 1955 г., "в любом бою, когда эти вещи могут быть использованы по строго военным целям и в строго военных целях, я не вижу причин, по которым их нельзя было бы использовать точно так же, как вы используете пулю или что-либо другое".

Но к тому времени,