В тот момент она не подумала о том, что герцогине достаточно было одного взгляда на ее бледно-зеленое платье, то самое дорогое, хотя и несколько помятое и запыленное…

Теперь, лежа в темноте, Соня потихоньку вспоминала роскошные залы дворца, по которым ее, сонную, нес какой-то высокий сильный гвардеец. И как она в конце концов запротестовала, сообщив, что уже проснулась. И герцогиня, смеясь, проговорила:

— Опустите девушку наземь, княжна и в самом деле уже пришла в себя.

Сейчас, мысленно возвращаясь к тому моменту, Софья вспомнила, как она замешкалась перед украшенной золотым вензелем и золотой ручкой дверью, а ее благодетельница проговорила:

— Смелее, дитя мое, это всего лишь мои апартаменты.

Но тогда, выходит, ей приснилось, что она ехала в карете Флоримона де Барраса, связанная по рукам и ногам? Соня прислушалась к себе: коленки, на которые она упала, вываливаясь из кареты, до сих пор болели. Соня постеснялась сказать об этом герцогине, когда та спросила, все ли с ней в порядке, увидев, как княжна невольно поморщилась.

Значит, и Флоримон ей не приснился. И опять судьба, словно играя, выхватила Соню у него из рук. Оставит он ее теперь в покое или будет ходить вокруг да около, как дикий зверь?

— Признайтесь, Софи, что вам хочется задать мне вопрос, но вы стесняетесь.

Герцогиня лукаво улыбнулась и поведала ошеломленной Софье:

— Я не только гувернантка королевских детей, но и доверенное лицо ее величества королевы Марии-Антуанетты. Боюсь показаться нескромной, уверяя, что я ее ближайшая подруга, смею лишь на это надеяться…

Насладившись произведенным на свою молодую гостью впечатлением, Иоланда продолжила:

— Сегодня в полдень королева непременно желает видеть вас. Каюсь, я слишком живо описала ей обстоятельства, при которых мы встретились, и ее величество хочет услышать рассказ от вас во всех подробностях… Хорошо, что у нас есть достаточно времени, чтобы я предупредила вас о том, что можно говорить королеве, а чего нельзя, и какая тема вообще считается у нас запретной.

Соня зябко поежилась. Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь очутится в Версале и будет говорить с подругой королевы! А уж тем более удостоится чести быть представленной самой Марии-Антуанетте!

— Наверное, я не смогу чувствовать себя непринужденно… Мне никогда прежде не приходилось разговаривать с королевами!

Иоланда засмеялась:

— Вы так непосредственны, дитя мое! Но вы напрасно беспокоитесь, королева — веселая молодая женщина, у которой так мало настоящих друзей и так много скучных, обременительных обязанностей, что она с удовольствием отвлечется от них. Думаю, некоторое время, проведенное в вашем обществе, станет для нее глотком свежего воздуха.

Иоланда де Полиньяк была по-настоящему предана королеве.

— На Марию-Антуанетту оказывали давление с самого ее приезда во Францию. Ей все время повторяли, что она должна то-то, обязана то-то, ей нельзя плакать, нельзя веселиться, нельзя тратить много денег, нельзя наряжаться, нельзя развлекаться… Когда она стала королевой, ее тотчас принялись винить в разорении страны, в пристрастии к карточным играм, даже в отсутствии детей, хотя в этом была лишь…

Герцогиня осеклась, словно чуть было не проговорилась о чем-то. Ее взгляд пытливо скользнул по спокойному лицу Сони.

— Но ведь позже королева родила, — сказала девушка.

— Своего первенца ее величество произвела на свет уже после нескольких лет замужества! Впрочем, это вам неинтересно.

Она была не права, Соне все было весьма интересно. Как бы наивно, по мнению Иоланды, ни выглядела княжна, она уже успела услышать и про Большой Трианон, и про Малый Трианон, и про карточные игры, порой тянувшиеся до рассвета, а суммы, которые при этом проигрывались, вызывали у парижан благоговейный ужас…

— Но тогда, может быть, не стоит рассказывать королеве о работорговле?

— О работорговле? — изумилась герцогиня де Полиньяк и даже не сразу поняла, что русская княжна говорит об этом в связи с недавними событиями, которые произошли с нею самой.

Она не хотела первой расспрашивать Соню о случившемся, предоставляя такое право своей госпоже — королева любила слушать рассказы о необычных событиях, которые происходили с другими людьми, чтобы хоть таким образом насытить врожденную непоседливость и страсть к авантюрам.

Однако теперь Иоланда решила, что все же стоит узнать историю девушки хотя бы в общих чертах.

— Я думала, вы догадались, отчего я ехала в карете Флоримона де Барраса связанная.

Герцогиня смутилась: до чего же эта девушка прямолинейна, но в этом, пожалуй, есть и своя прелесть. Придворные льстецы порой изрядно надоедают.

— Мой грех, Софи, я подумала совсем о другом. Может, вы морочили голову бедному влюбленному, не соглашались на его предложение руки и сердца. Вот он и похитил вас у родителей, чтобы обвенчаться с вами. Видимо, оттого, что все произошло так быстро, я не придумала ничего лучше… Но я с удовольствием послушаю, что произошло с вами на самом деле…

И Соня, несколько спотыкаясь от избытка впечатлений и событий, которые произошли с нею, рассказала главное. Оказывается, и в голове у нее самой все случившееся не расставлено по порядку.

— А на самом деле я помогала одному нашему… чиновнику, приехавшему сюда с секретной миссией — вызволить из плена похищенную Флоримоном де Баррасом дочь известных в России аристократов. Ее собирались продать в гарем сына турецкого султана.

— Вы хотите сказать, княжна Софи, что во Франции похищают знатных иностранцев, чтобы продать их в рабство? Под боком у короля, в самом Париже!..

— Насчет Парижа ничего сказать не могу, не знаю, а в том, что такое происходит в Дежансоне, сама убедилась. Насколько я осведомлена, среди похищенных девушек были и француженки. Мне случайно удалось перемолвиться словом с одной из них.

— Представляю, как огорчится ее величество.

— Тогда, может, лучше умолчать о подробностях нашего с вами знакомства? Король Людовик о сем прискорбном случае наверняка наслышан. Вот только французским полицейским было неизвестно имя главаря этих работорговцев, а теперь мы… я смогу его назвать.

Иоланда встала и отошла к окну. Что-то в рассказе Сони ее взволновало, но что, княжна не могла понять.

— Жалко, конечно, что я не послала за ним в погоню гвардейцев, — задумчиво проговорила герцогиня. — Но посудите сами, дитя мое, их было так мало, а мы с вами могли вовсе остаться без охраны, посреди дороги… Нет уж, пусть преступников ловят ажаны, а не слабые женщины… Я доложу королеве. В двух словах. Однако, если она захочет подробностей, тогда придется вам все ей рассказать.

— Но если король не счел нужным этого делать…

— Скорее всего, его величество просто не придал значения этому вопросу. К тому же мы стараемся, чтобы ее величество огорчались как можно меньше. Возможно, по этой причине венценосный супруг и не рассказал ее величеству о работорговле, наложницах. Завтра я представлю вас королеве, и, думаю, аудиенция пройдет наилучшим образом.