улыбнулся, положил палочки и церемонно поправил бамбуковую салфетку.

– Я собираюсь сделать ей предложение.

– Что?!

– Ага!

– Когда?

– В эти выходные.

– Ого. Так неожиданно… – сказала я.

– Да?

– Вообще-то, нет. Вам уже за тридцать, и вы давно вместе… Извини, не знаю, почему так удивилась.

– Я несколько месяцев готовлюсь. Даже придумал дизайн кольца.

– Притормози, Ричард Бертон[25], – сказала я, пассивно-агрессивно накладывая соус чили в тарелку. Я и не подозревала, что специи могут спровоцировать во мне пассивную агрессию. – В каком смысле «придумал дизайн кольца»? Ты и брюки-то по утрам с трудом выбираешь.

– Нашел ювелирного дизайнера и описал, что нравится Люси. Смотри.

Джо достал телефон и показал фотографию маленького круглого бриллианта, окруженного другими круглыми бриллиантами меньшего размера. Как по мне, все обручальные кольца одинаковы.

– Очень красиво, Джо, – похвалила я. – Действительно отлично придумано.

– Спасибо, – отозвался он, не заметив нотку сарказма в моем голосе.

– Вот уж не знала, что ты так хочешь жениться. Мы с тобой часто говорили о детях и никогда – о свадьбе.

– Да, но то было у нас, – сказал он.

– Ну, замечательно…

– Нет, я в том смысле, что с каждым человеком будущее видится иначе, понимаешь? А не так, что один вынужден подстраиваться под планы другого. Мы с тобой решили не жениться. А с Люси мы довольно рано обсуждали брак.

– Насколько рано? – спросила я.

– Рано. После нескольких свиданий.

– Случайно, не в тот день, когда она водила тебя на свадебную ярмарку?

– Это была не свадебная ярмарка, – запротестовал он. – Мы помогали ее сестре выбрать свадебные туфли.

– Потрясающе, – сказала я. – Не представляю, как особам вроде Люси это удается. Все гетеросексуальные женщины, которых я знаю, эмоционально парализованы в отношениях из-за страха «отпугнуть мужчин». И тут являются такие, как Люси – ломающие устои и твердо знающие, чего хотят, – и заявляют: «Я здесь босс, вот правила, делай по-моему». Куча мужчин, похоже, от этого в восторге. Как будто у них гора с плеч упала.

– Что ж, я вовсе не против, – ответил Джо.

Деревянными ложками мы доели суп, чавкая в тишине.

– Очень рада за вас обоих, – наконец произнесла я. – Жду не дождусь, чтобы увидеть тебя у алтаря. Если меня пригласят на свадьбу.

– Конечно, пригласят.

– Чего только мы не думали друг о друге, – сказала я. – Не любит высоких людей, не заходит в приложения для знакомств, никогда не хотел жениться. Забавно, как мы заблуждались.

– Не заблуждались, – сказал он. – Просто повзрослели.

В автобусе по дороге домой я ощутила тоску по чему-то незыблемому, и сам черт меня дернул позвонить родителям.

– Алло? – рявкнула мама в трубку, резко и раздраженно, словно я была банковским страховым агентом, звонящим пятый раз за час.

– Привет, мам, это я, – осторожно сказала я.

– О, Нина, привет.

– Как дела? Все хорошо?

– Вообще-то нет.

– Что случилось?

Я и сама не заметила, как с некоторых пор, обращаясь к маме за утешением, моментально становилась ее советчицей.

– Кошмарный вечер. Я должна была присутствовать на местной постановке «Кукольного дома» и…

– Неужели в Пиннере кто-то ставит «Кукольный дом»?

– Да, любительская труппа Глории в общественном театре Уотфорда. Я готовилась несколько недель. Сегодня заключительный вечер. После спектакля актеры собираются в местном ночном клубе, и все должны прийти в костюмах женщин, подвергшихся гонениям. Я готовила свой целую неделю.

– Что случилось?

– Позвонила Мэри Голдман: твой отец прислал ей соболезнования в связи с кончиной ее мужа Пола. Несколько страниц с воспоминаниями о том, как они вместе смотрели футбол и как отец заметил, что Пол сильно сдал и плохо выглядел в последние годы. Как ему жаль потерять такого выдающегося человека.

– И что не так?

– Пол Голдман ни черта не умер.

– О, – сказала я.

– Он даже не болен, с ним все в порядке.

– Значит, произошло недоразумение. Очевидно, папа его с кем-то перепутал. Может, умер какой-нибудь другой Пол?

– Нет, – сказала мама.

– Ты не говорила папе ни о чьей смерти?

– Ну… – нерешительно произнесла она с ноткой досады: мой деловой подход лишал ее возможности поспорить. – Деннис Рэй умер на этой неделе, но он совсем не похож на Пола. Деннис – старый коллега твоего отца, а с Полом и Мэри мы дружим тридцать лет.

– Вот и объяснение. Он просто перепутал. Папа забывает детали и даты. Будто узнает формы, но порой путает цвета. Старайся не перегружать его лишними подробностями, и все будет в порядке.

– Мэри все это не волнует, она вне себя. Очень расстроена.

– Мэри Голдман – идиотка.

– Нина…

– Да. Она идиотка, если подняла шумиху из-за того, что папа немного ошибся и наговорил столько чудесных слов о ее скучном старом муже, пускай тот и не умер. Почему бы тебе не вызвать такси и не поехать в клуб? Сейчас только девять часов.

– Не могу. Мне нужна целая вечность, чтобы надеть костюм, и к тому времени, когда я приеду, все уже закончится.

– Кем ты собиралась нарядиться?

Я слышала мамино раздраженное сопение в трубке – она отчаянно хотела рассказать мне все перипетии этой неслучившейся истории и одновременно злилась на мои вопросы.

– Эмили Дэвисон[26]. Мне нужно влезть в целую кучу нижних юбок, потом прикрепить к платью сзади большого игрушечного коня, и я просто не могу… – Послышался голос на заднем плане. – Я разговариваю по телефону с Ниной. Хочешь с ней пообщаться? Отлично. Нина, твой отец хочет с тобой поговорить.

– Привет, Би, – сказал он.

– Привет, пап. Все хорошо? Похоже, сегодня было много шума из ничего.

Я выдавила смешок в попытке сгладить ситуацию и перевести ее в нормальное русло.

– Пол умер. Пол Голдман. Такой милый парень. Однажды мы все вместе ездили в Озерный край и увидели оленя. Пол в последнее время выглядел неважно, но такие вещи всегда застают врасплох. – Я услышала, как на заднем плане стонет мама. – Ты приедешь на ужин?

– Не сегодня, папа. Я навещу вас через несколько недель.

– Как, уже несколько недель?! – спросил он с притворным ужасом, словно персонаж провинциальной «Алисы в Стране чудес». – Боже, боже. Как летит время.

– Не обращай внимания на мамины слова насчет Пола и Мэри. Она просто сердится, что пропустит свой важный вечер.

Я услышала, как мама его зовет.

– Мне пора. Кажется, твоей маме что-то нужно.

– Хорошо, папа, – сказала я с нарочитой бодростью. – Рада была с тобой поговорить, позвоню завтра.

– Хорошо, Би. Пока, милая.

Я держала трубку возле уха и слушала громкие, монотонные сигналы: папа тыкал на кнопки, пытаясь завершить звонок. Потом к телефону подошла мама – раздался ее усталый, бесцветный голос:

– Вот на эту, Билл, – сказала она и дала отбой.

Я сунула мобильник в карман куртки и прижалась лицом к окну автобуса, который мчался по Хангерфорд-Бридж. Я надеялась, что сверкающие очертания Лондона отвлекут меня от беспокойства, угнездившегося в животе. Нет более невыносимого, горького, мучительного и безысходно грустного чувства, чем жалость к родителям.

Дома я сразу же легла спать. В отличие от моих друзей, которые ворочались по ночам, страдая от приступов апноэ, или беспрестанно вскакивали под плач голодного ребенка, я никогда не испытывала проблем со сном и со временем научилась это ценить. Однако через два часа меня разбудил громкий мужской смех, доносившийся из сада внизу. Я отдернула шторы: Анджело и еще какой-то мужик сидели на пластиковых стульях, курили, пили пиво и говорили по-итальянски. Я приоткрыла окно.

– Простите, – прошипела я. – Не могли бы вы вести себя потише? Вы меня разбудили.

На мгновение умолкнув, они взглянули наверх, а затем вернулись к разговору.

– Анджело, – снова прошипела я. – Анджело.

Они не реагировали.

– Анджело, сейчас полдвенадцатого ночи. В субботу я бы еще поняла, но сегодня понедельник. У меня завтра очень ранняя встреча. Вы можете говорить внутри?

Они начали смеяться, производя шум под стать оркестру из ударных инструментов и гудящих клаксонов. Приятель Анджело хлопнул его по колену в истерическом угаре.

– Ради бога! – взмолилась я. Они загалдели еще громче, пытаясь затереть мой голос, как карандашную метку. – АНДЖЕЛО! – закричала я.

Он вдруг резко поднял неподвижное, как у марионетки, лицо.

– Не смей. Кричать на меня. Как на собаку, – произнес он с угрожающей ноткой.

– Идите