Даже опасное для жизни кровотечение может замаскироваться под малюсенькую каплю. «Ну что ты как ребенок, это всего лишь крошечная царапина», — говорим мы, одновременно презирая и успокаивая человека. Однако если мы произносим эти слова, когда по полу разливается океан цвета осенней листвы, это, конечно, наглая ложь.

В начале 1980-х я работал в службе, оказывающей помощь пострадавшим от несчастных случаев. В те времена, если ваши руки не были по локоть в крови, вас никто не счел бы крутым. Нам, врачам, кровь не внушала атавистических страхов, и если кого-то рвало на вас кровью, это было куда менее отвратительно, чем если бы рвало просто так. Про СПИД еще никто не слышал, первые сообщения о GRID (Gay Related Immunity Disorders, расстройствах иммунитета гомосексуалов) только-только доносились с западного побережья Соединенных Штатов как далекие раскаты грома во время пикника.

Главным жупелом тогда был гепатит В, особенно после того как молодые врачи из романов Колина Дугласа начали умирать как мухи, предавшись многочисленным сексуальным излишествам с кровными родственниками из пьес Аристофана. Тем не менее мы носили перчатки реже, чем презервативы, и высмеивали лаборантов, которым, если они случайно уколются иглой, требовались месяцы больничных, консультаций, объятий, ласк и в конечном счете компенсация.

Мы же, напротив, были крутыми чуваками, бессмертными, неуязвимыми, слишком важными и жизненно необходимыми другим, чтобы позволить себе заболеть.

В последний раз, пролив кровь — пусть и невольно, я практически испытал гордость. Она была роскошного, насыщенно-алого цвета, таким откровенно вызывающим криком мужественности, подтверждением абсолютной непобедимости и полноты жизни, квинтэссенцией красного у Красной Шапочки, биологическим эквивалентом рекламы пепси-колы.

«Гляньте-ка, какое я чудо, — практически трубила моя кровь, — я живу, а значит, я дышу, я истекаю кровью».

Это, в конце концов, вторая по степени романтичности жидкость организма.

В мире полно малопривлекательных вещей: мюзиклы Эндрю Ллойда Уэббера[55], представители наркоторговли, лично демонстрирующие тиксотропные назальные спреи… но рвота считается одной из худших.

Рвота и наличие рвотного центра в мозгу лишний раз доказывают, что милосердного Господа не существует. Есть куда более приятные для общества занятия, достойные, казалось бы, собственного мозгового центра. Например, в «Утопии» Томаса Мора все остальные методы удаления того, что переполняет тело, считались удовольствиями. Похоже, он специально исключил рвоту, чтобы еще больше досадить Генриху VIII[56].

Я могу понять это отношение, каким бы ошибочным оно ни было, поскольку меня самого рвало раз или два — так себе ощущения. Но для врача рвота представляет собой весьма увлекательный и невероятно правильный процесс, и, безусловно, в объятиях с «белым другом» есть неоспоримые положительные моменты.

Рвотный процесс проходит в три этапа. Сначала вы чувствуете подступающую тошноту. Затем начинаются рвотные позывы, сопровождаемые звуковыми эффектами и шумами, провоцирующими все уникальные ощущения, но наружу ничего не выходит, кроме малопонятного шума и ярости. И наконец вот она сама — рвота. Желудок содрогается, открываются все затворы и клапаны, вас охватывает приступ кашля, и ваше бедное небо ощущает странный привкус, заставляя вас думать: «Не припоминаю, чтобы ел такое».

Но нет худа без добра: на самом деле рвота — защитный механизм, позволяющий избавиться от отравляющих веществ абсолютно незабываемым способом. Можно упустить из памяти дату своего дня рождения или годовщины свадьбы и даже прощального поцелуя, но никто не способен забыть о последнем случае рвоты и сопутствующих ему обстоятельствах. Подобная сложная деятельность требует, чтобы часть мозга была полностью предоставлена самой себе. Рвотный центр отвечает за координацию сигналов, поступающих из желудка и крови, и за отправку их обратно в желудок, приказывая ему немедленно опорожниться, позабыв смущение. Отличный способ избавиться от нежелательной компании.

Так что в следующий раз, склонившись над фарфоровой бездной и призывая Ихтиандра, преодолейте страдание и вспомните, что ваше тело преподносит вам самый драгоценный подарок: изумруд и рубин, аметист и янтарь, перья райской птицы, незабываемое воспоминание о вашем завтраке, достойное фильма Сесила Демилля[57]. Прекрасное — это…

Примечание: тиксотропный означает, что вещество густеет, попадая на внутреннюю поверхность носа, а это неприятно.

Первое правило Клуба здоровья — не говорить о здоровье. Любая дискуссия о нем быстро превращается в дискуссию о здравоохранении, хотя это совершенно разные вещи. Здравоохранение только примерно на десять процентов имеет отношение к здоровью, причем девяносто процентов из них приходится на социальные области, образование, санитарию, жилищные условии и прежде всего бедность (где-то я что-то такое вычитал, а значит, скорее всего, это правда). Как однажды заметил Ричард Смит[58], основной вклад Национальной службы здравоохранения населения заключается в обеспечении занятости.

А здравоохранение пытается впихнуть невпихуемое, сталкиваясь с постоянно растущими потребностями, нереалистичными ожиданиями и ограниченными ресурсами. Каждый новый шаг вперед в медицине только увеличивает бремя и делает задачу еще более недостижимой. Чем эффективнее идеи здравоохранения, тем более невозможны они с точки зрения внедрения в жизнь. Перефразируя Сомерсета Моэма[59], скажу: «Есть три правила проектирования системы здравоохранения. К сожалению, никто их не знает».

По мере того как здравоохранение засасывает все новые ресурсы, страдает все остальное: окружающая среда, стендап, спорт, собаководы и те, кто учится играть на банджо, искусство, наши школы, то есть все, что гораздо больше обогащает и продлевает нам жизнь и уменьшает страдания, чем медицина, врачи и больницы.

К здравоохранению нельзя подходить как к шведскому столу, с которого люди сметают что попало — и неважно, будут ли они это есть. Необходимо принять сложное решение, но правильный выбор никогда не бывает легким (в противном случае все всегда поступали бы правильно). Нет чтобы, например, гарантировать, что проверенные методы лечения предоставляются всем нуждающимся, но тут из Африки всегда приходит что-то новое…[60]