— Найти.

— Но Ваше Великолепие…

— Цыц! Не то пущу на переработку. Отправляйтесь немедленно.

Рейдеры поворчали, но покорно потрусили к выходу. Но только трое военных. А модники остались стоять.

Ваше Великолепие, значит. Я развернулся на голос и загудел помятой заслонкой от дикого гогота. К счастью, изо рта вырывался неясный гул, а не смех, а то бы моя судьба могла сложиться иначе. Надо мной нависло действительно нечто великолепное, если так можно выразиться о пугале разодетом похлеще тех двоих клоунов. Помимо гнутых очков из арматуры в форме звезд, пышной шевелюры из опаленной стружки и человеческого рта с алыми губами, растянутыми до самых ушей-локаторов, это чудо носило длинный плащ из фольги, высокие сапоги из гофрированного шланга и такие же перчатки до локтей. Разукрашен этот невероятный наряд был в желтый цвет с черными крапинками — этакая леопардовая накидка.

— Поднимись, — скомандовал стиляга. — И склони голову перед повелителем пустошей.

Делать нечего. От меня не убудет, а этому отпрыску швейной машинки и пылесоса надо потешить самолюбие. Я слегка поклонился, продолжая шарить глазами по сторонам.

— Я Одинкей Великолепный, а как звать тебя? — странный киборг приблизился, поднял очки-звездочки и стал пристально сканировать каждый сантиметр моего израненного тела.

Я представился и слегка подался назад от такого внимания. А может запах меня оттолкнул. Потому что пахло от Одинкея далеко не великолепием, и не ароматным маслом или канифолью, а разило ацетоном, как будто он налакался до самого горла этого яда. Наконец, главарь-модник водрузил на нос очки и причмокнул:

— Да, прекрасный экземпляр. Приглядитесь, он совсем новый. В узлах еще заводская смазка, — он сощурился и взглянул на меня, слегка развернувшись. — Я так и вижу это падение нравов современного общества потребителей. Девиз молодых: не успел сойти с конвейера — и сразу в канаву, — Одинкей театрально заломил руки и откинул голову. — Ах, жизнь, чем ты короче, тем ярче!..

Изо всех дыр зааплодировали. Раздалось: «Браво, мастер!..» Два знакомых клоуна буквально облизывали Великолепного, кружась вокруг, охая, ахая и чуть ли не пуская слезы счастья.

А я оглядел свое тело. Да, действительно, тут было над чем горевать. Я два дня как родился, а вид уже такой, будто всю ночь в баре бодался с бульдозером.

Но представление на этом не кончилось.

— Пройдись взад-вперед, — приказал Одинкей.

Я проковылял несколько шагов.

— Нет, ты на свалке ходил не так.

Я догадался, что он хочет, чтобы я показал свой фирменный бег кверху тормашками. Но прежде чем встать на руки я чертыхнулся про себя. Аодва был прав: не стоило мне носиться как угорелому. Глядишь, и не заметили бы нас. Да ведь этот франт послал рейдеров за Аодвой, не иначе.

Я встал на руки и пробежал вокруг Одинкея. Теперь тот сам забил в ладоши. При этом из гофрированных перчаток вырывался хлюпающий звук. На остальных это подействовало как сигнал к всеобщему ликованию. Еще бы. Сам Великолепный снизошел до аплодисментов.

— Так и ходи впредь, — дал установку он. — Если увижу, что перевернулся — пожалеешь.

При этих словах по рядам рейдеров прошел тревожный вздох. А я снова мысленно выругался. Вот же влип я с этим костылем. Теперь понятно, почему вокруг одни уродцы. И снова Аодва был прав. Побегал кверху задом — теперь считай, что заклинило.

Хождение на руках +1

Вот спасибо. Только не смешно мне ни разу. Это поначалу было весело вот так бегать, а теперь уже масло давит на виски и в глазах темнеет.

— Природная красота! — воскликнул Одинкей. — Достойный экземпляр моего цирка. Включите его в следующую отправку. Я возьму за него не меньше пятисот кредитов.

Я хотел было возмутиться, но понял, что это приведет разве что к новым вмятинам на корпусе. Сомнительная отправка в неизвестность тоже не очень-то обнадеживала. Я стал товаром, даже дорогим товаром, вот только что будет со мной делать покупатель? А учитывая, как при слове «отправка» остальные уродцы заскулили и забились в норы, можно не надеяться, что это приятная процедура.

Это были последние слова Великолепного. Вспомнив что-то важное, он подпрыгнул и, шелестя плащом, зашагал прочь. Двигался он неестественно виляя задом, будто там у него были раздолбанные в хлам шарниры. За ним устремилась и модная свита. При этом два разодетых киборга виляли задами еще больше самого Одинкея.

Когда они скрылись из виду, рейдеры расслабились и занялись своими обыденными делами — чисткой оружия, игрой в кости, руганью и мордобоем. А я принялся рассматривать лагерь. На первый взгляд, тут все было устроено просто: в центре песчаный пустырь с лужами масла, а по бокам покосившиеся проржавевшие лачуги, и лишь там, куда ушел главарь возвышался какой-никакой дом, если так можно назвать нагромождение металлолома. Рядом под брезентовой накидкой стояло нечто огромное, но разобрать что-либо по округлым очертаниям я не смог.

Все, где было хоть немного свободного места, покрывали граффити: примитивные рисунки из жизни бандитов, матерные словечки и несвязные наборы цифр. При этом основной цвет был красным, но и синий не отставал. Остальным же цветам отдавалось совсем редкое предпочтение.

На крыше жилища Одинкея были расставлены солнечные батареи, значит, с питанием тут проблем не будет. Не могут же все эти уродцы жить без батарей. Но и выпускать их на волю тут никто не собирался. По периметру стояли четыре вышки, где скучали запыленные киборги. В дальнем углу была свалка, а рядом в камнях — черт подери! — самый настоящий металлический рояль. Было очевидно, что он давно там пылится, но даже сквозь слой налета видно, что штуковина ценная. Я не стал загружать себя вопросом, откуда тут взялся столь экзотический музыкальный инструмент. Впрочем, достаточно взглянуть на Великолепного, и больше удивляться нечему.

Я даже захотел подойти к столь необычному чуду, но меня грубо пнули в спину. Пропахав носом песок, я вскочил и хотел наброситься на обидчика, но услышал смех, а затем огромный рейдер пробасил:

— Не стой на пути, урод.

Он так и ушел, больше не сказав ни слова. И я промолчал. Лишь сейчас, оглядевшись, понял, что я один стою в центре пустыря. Все остальные калеки забились под навесы. Видимо, когда Великолепный уходит, тут начинается власть рейдеров. И точно, не успел я добежать до укрытия, как в спину прилетела цепь. От удара я снова зарылся в песок. Отплевываясь, кое-как доковылял к лачугам под смех киборгов и шлепки цепью. Больно мне не было, и следы от металлических звеньев почти не оставались, но очень уж неприятно быть мальчиком для битья. А шипастые ублюдки только ржали во весь голос и подтрунивали. Лишь когда я скрылся в тени, они успокоились.

Рядом оказался такой же как я киборг. Модель корпуса у него была немного получше, но усовершенствования Одинкея и компании не прошли даром. Теперь все тело бедолаги было квадратным, и если приглядеться, то можно понять, каким способом его превращали в ходячую коробку. Для этого криворукий мастер использовал обычный молоток, и все грани плясали в разные стороны. Глядя на него, я даже подумал, что мне повезло. Я ведь тоже мог попасть под больную фантазию Великолепного. Но к счастью, я до этого сам изловчился в выдумке нового способа передвижения, что и было подмечено Одинкеем.