Павел вздрогнул. Похоже, что только сейчас до него дошло, что мятежники – люди без чести и совести, и они не остановятся перед убийством не только его, которого ненавидят все те, кто при его матери, императрице Екатерине Великой, разворовывал казну, пировал и развратничал. Жертвой вооруженного мятежа может стать его супруга, и даже дети.

Разве не случилось нечто подобное совсем недавно во Франции? Где король Людовик XVI и королева Мария Антуанетта? Они мертвы – взбунтовавшаяся чернь бросила их в Тампль, а потом отрубила головы на изобретенном якобинцами чудовищном устройстве для казни, именуемом гильотиной. А кто подстрекал чернь? Среди тех, кто ликовал, наблюдая за унижениями несчастной королевской семьи, были и нацепившие трехцветную кокарду титулованные особы. Даже сопляк граф Строганов бегал по Парижу во фригийском колпаке и, надрывая глотку, орал: «Liberté, Égalité, Fraternité!»[13]

Правда, потом этим самым аристократам якобинцы самим отрубили головы, после чего Франция провалилась в пучину анархии и войны всех против всех. И лишь Наполеон, которого Павел совсем недавно оценил по достоинству, пришел к власти и железной рукой навел в стране порядок.

Во время своего путешествия по странам Европы, еще будучи наследником российского престола, Павел со своей супругой гостил в Париже у королевской четы. Людовик и Мария Антуанетта тогда были еще молоды и беззаботны. Павел и Мария Федоровна подружились с королем и королевой. Они вместе танцевали на балах, музицировали, бродили по аллеям Версаля, беседуя о новых театральных постановках и о последних новинках моды. Злодейская расправа парижан над Людовиком XVI вызвала ярость у Павла. Во многом это подвигло его, когда он стал императором, заключить союз с Австрией и Британией против кровожадных санкюлотов, осмелившихся поднять руку на священную особу короля.

– Господа, вы правы, – произнес наконец Павел. – Злодеи должны понести заслуженное наказание. Прошу вас, – он посмотрел на меня, – составить списки тех, кого следует немедленно взять под стражу. Особо укажите заводчиков мятежа. Тех, кто участвовал в нем, но не злоумышлял против меня, внесите в отдельный список. Пишите всех, невзирая на титулы и чины. А потом мы с вами решим, что делать дальше…

1 (13) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Император Павел I

У меня голова шла кругом. Даже мучившая меня с утра мигрень куда-то делась. То, что мне удалось сегодня узнать и пережить, потрясло меня.

Предательство, кругом предательство! Самые мне близкие люди предали меня – а ради чего?! Из-за того, что я не позволяю им, как это было при моей покойной матери, продолжать разворовывать деньги из казны?! Или за то, что я заступился за крестьян, не разрешив помещикам выжимать из них последние соки?! За то, что я простил таких отъявленных мерзавцев, как братья Зубовы, а они отплатили мне за все это участием в цареубийстве?!

Господин Патрикеев рассказал о том, что произошло в моей опочивальне в ночь с 11 на 12 марта. Это было ужасно! Николай Зубов первым ударил меня тяжелой золотой табакеркой в висок, тем самым совершив страшное преступление – он поднял руку на священную особу Помазанника Божьего! А остальные… Пьяные от вина и чувства безнаказанности заговорщики пинали ногами поверженного самодержца, да так, что врачи, которые потом пытались привести в порядок труп убиенного императора (мой труп!), смогли это сделать лишь с большим трудом. У него (у меня!) был выбит глаз, изуродовано лицо, свернута шея…

Боже мой, прости и помилуй того несчастного, который в прошлом моих спасителей был зверски убит заговорщиками! Нет, я не позволю мерзавцу Палену и его шайке прикончить себя… Подполковник Михайлов прав – нельзя медлить, надо немедленно начать сыск по этому делу и арестовать всех, кто причастен к заговору. Вот только не следует наказывать строго солдат и тех из офицеров, кого их начальники использовали в качестве слепых орудий преступления. Ведь нож не виноват в том, что он пронзил сердце своей жертвы. Виновата рука злодея, направившего этот нож в грудь человека.

Я посмотрел на сидевших в самобеглой карете, именуемой автомобилем, пришельцев из будущего. О, как мне хотелось задать им вопросы, много вопросов! Но все это потом, когда заговорщики будут арестованы и жизнь членов моей семьи окажется вне опасности.

– Господа, я понимаю, что вы знаете о том, что случилось в Михайловском замке в ту роковую ночь, лучше меня. Поэтому я готов сделать все, что вы скажете. Сейчас я направляюсь в свою новую резиденцию, где, как я считал, я должен был находиться в полной безопасности. Кто из вас будет меня сопровождать?

Подполковник Михайлов и господин Патрикеев переглянулись. Я понял, что они желали бы переговорить между собой тет-а-тет, и потому, чтобы предоставить им эту возможность, решил выйти из их самобеглой кареты.

Вместе с юным герцогом Вюртембергским я выбрался в темноту Манежа, пропахшего конским навозом и сыростью. Ойген был испуган и взволнован – я заметил, как у него дрожат руки. Но все же молодой человек вел себя вполне достойно, и мне это понравилось.

– Ваше императорское величество, – сказал он, – я плохо знаю русский язык, но то, что мне удалось понять из вашего разговора с этими незнакомцами, ужаснуло меня. Вы в опасности, государь? Злодеи из числа ваших придворных собираются вас убить?

– Да, мой мальчик, все именно так, – я тяжело вздохнул и погладил по голове племянника моей супруги. – Меня должны убить, но люди, неведомо каким путем пришедшие к нам из будущего, решили спасти меня и мою державу, которой после моей смерти тоже грозят великие потрясения и бедствия.

– Это невозможно, государь! – воскликнул изумленный герцог. – Я допускаю, что Господь по Своему промыслу и желанию может дать простому смертному способность предсказывать будущее. Но чтобы Он перенес из этого будущего в прошлое живых людей вместе с их удивительными механизмами!..

– Как это ни удивительно, Ойген, но люди, с которыми я только что беседовал, пришли именно из будущего. Они знают о нас все, потому что их прошлое – это наше настоящее и будущее. Именно о них сказала мне сегодня старая чухонка, с которой мы встретились днем. Помнишь ту несчастную женщину, которой мы помогли встать на ноги, следуя на Пороховой завод?

– Боже мой! – юный герцог Вюртембергский схватился за голову. – Это значит, что этим людям известна и наша судьба – они знают, что мы будем делать, как мы проживем свою жизнь и когда умрем!

– Ойген, ты прав, конечно, но узнав о том, что должно произойти, мы можем не совершать тот или иной поступок, и тем самым наше будущее изменится и перестанет быть похожим на их прошлое. Ты понимаешь – наше будущее мы сможем творить сами…

Дверь самобеглой кареты открылась. Подполковник Михайлов и господин Патрикеев вышли из нее и направились в нашу сторону. Видимо, они решили, что именно следует сделать, чтобы заговор не осуществился и все причастные к нему понесли заслуженное наказание.