Павел Флоренский, по словам игумена Андроника, искал в любом объекте исследования если не положительное, то рациональное, благое зерно. Например, исследуя языческие религии, он проводил очень интересную параллель между христианством и греческими мистериями о воскресающем боге Дионисе: эти мифы можно рассматривать не только с точки зрения язычества, но и как зарождающуюся идею о возможном воскресении. И главным здесь является философское осмысление, а не противостояние религиозного языческого культа христианству.

В одном из интервью игумену Андронику задали вопрос об увлечении отца Павла оккультизмом. На что игумен ответил, что оккультизмом, как и предсказывал Флоренский, был пропитан весь XX век, но отец Павел оккультизмом не занимался, а изучал его, относился к этому явлению как к предмету исследования. Более того, по словам игумена, в своих работах Флоренский отмечал, что пути Господни неисповедимы и каждый приходит к познанию истины своим путем. Но есть высшие или окольные пути познания истины, когда есть вера, а есть опасный путь, ведущий в духовный тупик. Оккультизм — опасен, но для того, чтобы показать это, его надо изучить. Изучить, чтобы показать, что данный путь — незаконный, ошибочный, ведущий к гибели. Оккультизм эксплуатирует потребность человека в общении с ушедшими в другой мир людьми. И на этой почве плодятся в огромных количествах колдуны и маги, готовые «помочь». Чем придется расплачиваться после совершения таких обрядов? Хорошо, если только потерей денег. Церковь считает потребность общения человека с умершими близкими благой, для такого общения существует молитва об усопших, заупокойные службы. Это общение должно быть безопасным для человека, в том числе и с духовной точки зрения. А оккультизм создает зыбкую иллюзию возможности, но подрывает человеческую психику, человек оказывается незащищенным. Отец Павел предупреждал, что наступление атеизма и оккультизма на человеческую культуру неизбежно, и главной защитой и опорой для людей должна стать вера.

У священника Павла Александровича Флоренского есть фраза, очень известная: «Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог» (Флоренский П. А. Иконостас. М., 1995). Удивительно простая и в этой своей простоте совершенно гениальная мысль. Павел Флоренский рассматривал икону как окно. Окно, через которое нам дана возможность созерцать мир горний. Отец Павел говорил в своей работе «Иконостас» о том, что иконописцы показали нам Лики, но не создали Их, а только «отверзли завесу, заслоняющую наши духовные очи». И не изображению мы поклоняемся, в нашем сознании и нет никакого изображения: есть доска с красками, и есть Лики, явление, энергия, свет некоторой духовной сущности, а точнее сказать, благодать Божья.

Говорить о философском наследии Павла Александровича Флоренского можно бесконечно. И чем больше наши познания, чем шире кругозор, тем интереснее для нас с вами будет эта тема.

Что для нас является всегда сигналом цивилизации? Главным сигналом любой цивилизации или любой культуры является ее архитектура. Это главное. Вся сигнальная система всегда связана с архитектурой. Есть две формы культурной деятельности, которые соединяют в себе несоединимое, но главное в нашей жизни — философию с бытом. Или философию с утилитарностью жизни. Эти формы — архитектура и наше платье-костюм.

Архитектура — это всегда мышление людей о мире, в котором они живут. Это всегда то, что они о нем думают и как они его осмысляют. Именно поэтому все изменения в архитектуре очень показательны. Архитектура — это вещь, живущая в пространстве, это пространственная форма. А все изменения происходят через наше представление о пространстве.

Например, современное городское пространство — это сфера непрерывной коммуникации.

Здесь происходит бесконечный процесс осмысления и переосмысления людьми окружающей действительности. При этом сами люди не только трансформируют архитектурную среду, но и сами изменяются в связи с этой трансформацией. Каждая последующая постройка создает новый архитектурный ансамбль с уже существующей формой. Архитектурные памятники обретают новые смыслы, преображаются под действием современных материалов, технологий и стилистик. Этот процесс бесконечен.

Первым меняется наше представление о пространстве, а изменения — это есть следствие. Импрессионизм начинается с того момента, как изменилось представление о пространстве. Конструктивизм, революция — все эти вещи есть следствие изменения нашего представления о пространстве. Пространственный ансамбль — вещественное воплощение нашей мысли об окружающем мире. А вот для того, чтобы эту мысль воплотить, надо знать простую вещь: как цемент разводится и как кирпичи кладутся. То есть мы с вами должны уметь соединять архитектуру с глобальностью мышления. Это подобно искусству кройки и шитья — пуговичка, иголочка, ниточка.

То же самое и костюм — потрясающе интересная вещь. Философия костюма удивительна. Когда говорят о том, что Средневековье — это «темные времена», хочется возразить: «А давайте посмотрим на пуговицы этих “темных веков”. Пуговицы, на которые застегивались их “темные” камзолы!»

Исторические пуговицы

Почему пуговицы? Потому что пуговица — это индустрия. Это не собор и не корона Карла Великого — тут штучное дело. Хотя, конечно, корона Карла Великого вызывает большое изумление и ее обязательно надо видеть, но в данном случае не в ней дело, а в пуговице, потому что пуговица — это индустрия. И лампочка — тоже индустрия. Индустрия — это то, что должно изготавливаться в огромных количествах. История пуговицы насчитывает не одно тысячелетие и чрезвычайно интересна. Функция этого изделия не сводилась к утилитарной (то есть непосредственно к застежке). На Руси пуговица имела магическое значение и, как правило, выполняла роль амулета или оберега. Такая пуговица могла быть любой формы, например содержать в себе символ солнца или заговоренный узор, изображать птиц и зверей. Она ничего не застегивала, но могла позванивать, как бубенец, быть в форме гирьки, пришитой к вороту, или быть ярко-красной (чтобы отпугивать злые силы). Первые пуговицы, найденные в долине Инда, на территориях Древней Греции и Рима, в скифских захоронениях, скорее всего имели декоративную функцию.

В Средние века пуговицы сначала появились на переплетах книг, а потом перекочевали и на одежду. Причем изначально женщины отказывались от пуговиц, отдавая предпочтение более привычным булавкам и шнуркам. «Распробовали» пуговицы мастера по изготовлению брони. Рыцарский панцирь должен был плотно смыкаться, но не сковывать движения. Пуговица с успехом выполнила это требование. Латы и доспехи ушли в прошлое, а пуговица так и осталась символом рыцарского сословия и постепенно перекочевала в сословие чиновничье и военное. Эти маленькие кругляшки стали точными опознавательными знаками. Вспомните разговор гоголевского коллежского асессора Ковалева с его собственным носом:

«— Милостивый государь… — сказал Ковалев с чувством собственного достоинства, — я не знаю, как понимать слова ваши… Здесь все дело, кажется, совершенно очевидно… Или вы хотите… Ведь вы мой собственный нос!