В арестную команду опять включили шесть сыскных. Однако на этот раз их подкрепили восемь городовых Второго участка во главе с помощником пристава штабс-капитаном Кариным. Видимо, штурмовать русский притон было много опаснее, чем китайский.

Мартынов, уязвленный, что питерцы объехали его на вороных по всем статьям, повел дело жестко и умело. Пивную незаметно оцепили, воспользовавшись сумерками. В праздничный день пивным полагалось закрываться в восемь вечера. Было уже начало девятого, но никто не собирался расходиться; внутри полным ходом шла гулянка. Нестройный хор пьяных голосов пел:

Когда я был свободный мальчик,

Не знал я горя и нужды.

Родные все меня любили,

Пока не сбился я с пути…

Люди Карина спрятались в подворотне, а сыскари ворвались внутрь сразу через обе двери. Лыков побежал в дальнюю половину, которую арестант Губин выдал как главный притон. Там сидело семеро. При виде полиции они вскочили и выхватили кто нож, кто револьвер. Началась свалка, один успел выстрелить, но его тут же повалили и начали метелить ногами. Алексей Николаевич выбрал самого дюжего и попытался его скрутить. Тот сопротивлялся отчаянно. Оба упали на пол, и бандит оказался сверху. Он все старался залезть себе в карман, а сыщик не давал. Длинное пальто мешало питерцу, сковывало движения. Барахтаться бы им так еще долго, но подоспел Азвестопуло и ударом в ухо сбил противника с шефа. Тот поднялся, помятый и изгвазданный, осмотрелся и присвистнул.

В зале царил полный разгром. Городовые, разгоряченные схваткой, вязали пленных, осыпая их зуботычинами. Двое фартовых валялись на полу, не в силах подняться. На подоконник складывали отобранное оружие и скоро насобирали целый арсенал. Надзирателю Колмакову разбили голову бутылкой, и Мартынов лично его перевязывал.

Алексей Николаевич за бороду поднял своего соперника, поставил перед собой и внимательно разглядел.

— Кто будешь? — спросил он сурово.

— Бродяга. Покушать зашел.

— А чего боролся?

— С перепугу. Ворвались какие-то, давай всех бить, я и подумал, что налет.

— Да? Налет на фартовый притон? Ты мне черта в чемодане не строй.

— А я почем знаю, что здесь притон? — вызывающе ответил пленник. — В первый раз тут.

Лыков не сводил с него глаз, он сразу почуял неладное в незнакомце. Подошел Мартынов и тоже начал разглядывать парня.

— Сергей, не узнаешь? — спросил вдруг Лыков у помощника. — Это же Конышев!

Азвестопуло высказал сомнение:

— Тот вроде моложе. Да и откуда ему взяться во Владивостоке?

— Он выглядит старше из-за бороды.

— Ну не знаю, не уверен…

Мартынов недоуменно спросил:

— Кто такой Конышев?

— В управлении расскажу. Вяжите его как следует, такую птицу упускать нельзя.

Парень запротестовал:

— Иванов я, Иван Павлович, крестьянин Орловской губернии. Паспорт украли, вот и хожу бесписьменный. Кого хошь спросите!

Городовые, не обращая внимания на его слова, связали «крестьянину» руки и вывели на улицу. Статский советник отправился следом. Под фонарем стоял Лединг в позе победителя. По всему выходило, что облава дала крупный улов. Один Конышев — если, конечно, это был он — чего стоил. Прочие посетители пивной явно относились к преступному миру. Сопротивление, которое они оказали полиции, говорило само за себя. Просто так русские бандиты с сыскарями не тягаются, не хотят отягощать себе статью обвинения. Видимо, этим попадаться было нельзя. Ну, разберемся…

Пешком от Экипажной слободки до Комаровской было не дойти, да еще с арестованными. Пришлось искать извозчиков. Легковым извозом во Владивостоке занимались исключительно русские, а в грузовом отличались китайцы. Их и подогнали к пивной. Рассадили пленных вперемешку с городовыми по грязным телегам, начальство набилось в пролетку; Мартынов вынужден был сесть на облучке рядом с возницей. Когда проезжали мимо Восточного института, один фартовый спрыгнул и кинулся наутек. Его тут же поймали, отлупили ножнами и усадили обратно. Пока ехали, городовые считали своим долгом дать ему банку в спину…

В кабинетике Мартынова собралась куча народу во главе с самим полицмейстером. Фартового, который боролся с Лыковым, усадили на стул, и все внимательно принялись его разглядывать. Принесли розыскной циркуляр на беглого преступника Сергея Иванова Конышева с указанием примет: вроде он, а вроде и не он… Штабс-капитан Карин почувствовал себя участником большого дела, воодушевился и стал вслух зачитывать перечень преступлений беглеца:

— Ссыльнокаторжный из крестьян села Владыкино Чембарского уезда Пензенской губернии, приговорен к двенадцати годам за разбой с убийством. До каторги не доехал! Первого апреля бежал из Пензенской тюрьмы вместе с одиннадцатью политическими. Вечером они закололи кинжалами двоих надзирателей и ранили третьего…

Полицейские зашумели, Мартынов без раздумий врезал арестованному по физиономии. Азвестопуло оттащил его, и помощник пристава продолжил:

— Преступники выбрались из камеры через отверстие в потолке и попали на крышу. Оттуда бросили бомбу на внутренний двор, чтобы отвлечь внимание надзирателей. И стали спускаться вниз по веревке, свитой из парусины матрасов. Во дают, сволочи… Первого, кто спустился, тут же свалил часовой. Молодец! Тогда во двор бросили еще бомбы, уже весьма значительной разрушительной силы. Где они взяли все это в тюрьме: кинжалы, бомбы? А?

Лединг оборвал подчиненного:

— Штабс-капитан, давайте без комментариев!

Помощник пристава продолжил обиженным тоном:

— Под прикрытием дыма беглецы спустились во двор и кинулись к воротам. В столкновении со стражниками и часовыми еще семеро из них были убиты. Но троим удалось скрыться: политическим преступникам Великопольскому и Щеглову, которых ждал военный суд, и уголовному Конышеву.

Мартынов тут же откомментировал:

— Где Пенза, а где Владивосток… У нас таких сроду не было.

Поднялся шум, каждый выдвигал идеи, но Лыков одним рыком потушил спор. И завершил его предложением:

— Надо дактилоскопировать подозреваемого. И срочно, вне всякой очереди, отослать его пальцевые отпечатки в Центральное дактилоскопическое бюро Главного тюремного управления. Я пошлю экспресс Хрулеву и попрошу ответить максимально быстро[38].

На том и порешили. Начальство разошлось, а сыскные начали оформлять остальных пленных. Среди них сразу же опознали троих налетчиков из Николаевска, которых давно разыскивали за ограбление магазина Скидельского. Выявили двух дезертиров. Один при побеге из Южно-Уссурийской отдельной кадровой обозной роты украл десять винтовок. Второй — матрос подлодки «Палтус» из состава Отряда подводного плавания в Тихом океане — стащил инструкции по управлению судном. Контрразведка подозревала, что их заказала негодяю какая-то враждебная нам секретная служба, или германская, или японская. Лединг лично повез его на гарнизонную гауптвахту. Захотел повысить свои фонды у военных…