Для конкретности напомню, что в день окончания Великой Отечественной войны Сталин, выступая по радио, сказал: «Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость закончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией». Вероятно, Сталин имел в виду не этнических немцев, а именно Запад, противостоящий России. К сожалению, сейчас видно, что это его предсказание не сбылось. Вековая борьба не закончилась победой. Но вот можно ли сказать — и это есть фундаментальнейший вопрос, — что все произошло прямо наоборот, что сейчас вековая борьба Запада с Россией закончилась окончательной победой Запада?

Мне кажется, что это не так. И есть ряд факторов, которые этому противоречат. Ряд конкретных обстоятельств, признаков указывает на то, что западная цивилизация вступила в состояние очень глубокого кризиса, но не видно, чтобы у нее были шансы из него выйти. Собственно говоря, это и была точка зрения Данилевского, который утверждал, что данный культурно-исторический тип находится в состоянии упадка и близится его разложение. Эта же точка зрения независимо от Данилевского была высказана Шпенглером в книге «Закат Европы». Книга была написана в 1918 году, как раз когда Германия потерпела трагическое для нее поражение. Поэтому эта атмосфера заката, как бы «гибели богов», в ней выражена очень выпукло. Это чрезвычайно яркая книга.

То, что Данилевский называет «культурно-историческим типом», Шпенглер называл «культурой». Эпоху же упадка «культуры» он именует «цивилизацией».

«Цивилизация, — говорит он, — это есть завершение, она следует за культурой, как смерть за жизнью». «Она — неотвратимый конец». Вот ее признаки: «Вместо мира — город, отдельный пункт, в котором сосредотачивается вся жизнь обширных областей, тогда как все остальное засыхает». На арену истории выходит «обитатель больших городов, лишенный традиций, выступающий бесформенной текучей массой, неверующий, бесплодный, с глубокой антипатией к крестьянству». «Мировой город означает космополитизм вместо Родины». Он населен не народом, а массой. Духовную жизнь заменяет культ зрелищ и спортивных состязаний. Типический знак конца — это империализм. Возникает идея мирового господства, но она есть не проявление собственной силы, а использование слабости других. Империализм — это агрессивное отношение к тем, кто слабее, в то время как в героический период войны ведутся с более сильным противником и выигрываются за счет большей жертвенности и духовного подъема.

«Империализм есть неизбежная судьба Запада», — говорит Шпенглер. Он как будто просто рисует современную картину: например, Соединенные Штаты и их действия в Ираке или Сербии.

Другой фактор: «Для западноевропейского человечества уже нечего ожидать великой живописи или музыки». Все силы угасающей культуры сосредотачиваются в одной сфере деятельности — в технике. И опять это сейчас совершенно точно воспроизводится в Соединенных Штатах. «Пора уяснить себе, — говорит он, — что в XIX–XX веках эту мнимую вершину прямолинейно прогрессирующей человеческой истории фактически можно отыскать в каждой клонящейся к концу культуре». «Через несколько столетий не будет больше западноевропейской культуры, не будет больше немцев, англичан и французов».

Но хотя Шпенглер не называет даты, к которой его пророчество относится, оно было высказано со столь большой интенсивностью, что воспринималось как адресованное к какому-то ближайшему будущему; так всеми оно тогда и было воспринято. И когда в ближайшее десятилетие оно не реализовалось, то интерес к этой книге ослаб. Мне кажется, что он описывает очень реальную, яркую картину того развития, которое дальше происходило и сейчас происходит, но только с некоторым запаздыванием. Когда мы идем куда-то, дом нам кажется близким. Потом видишь, что идти надо дальше. Подходишь, видишь там болотце — нужно искать дорогу; потом речка — через нее брод надо поискать, потом крутой подъем, на который долго подниматься. Идешь часа два-три. А дом-то — на том же месте, где вы его правильно увидели!

И действительно, сейчас можно назвать целый ряд дополнительных факторов, указывающих на безусловные признаки упадка западной цивилизации. Прежде всего надо отметить то, на что отчасти указывал и Шпенглер. Это угасание духовного творчества. Шпенглер говорит, что больше нечего ожидать великой живописи и музыки. Но не только Рафаэль и Моцарт, но и Сервантес, и Гёте, и Шекспир, и Диккенс уже находятся в прошлом западной цивилизации. Западная цивилизация создала грандиозное здание науки — прежде всего естественной науки, в центре которой была физика, — связанное с видением колоссального масштаба. Может быть, для представителей других цивилизаций это видение вообще не будет видением, вообще не будет убедительным. Но для западной цивилизации это был выход в колоссальные просторы — от далеких галактик до мельчайших элементарных частиц. Это развитие науки было одним из крупнейших достижений западной цивилизации. Оно продолжалось еще и в XX веке. Все знают если не по содержанию, то хотя бы по названию такие колоссальные новые области, которые действительно изменили характер человеческого представления о мире и о взаимодействии человека с миром. Это квантовая механика, теория относительности и генетика. Были выявлены материальные носители наследственности — гены, которые расположены линейно в хромосоме, и выяснен порядок их расположения. Эти области развивались в первой половине XX века, но во второй половине XX века уже никакого нового революционного переворота в науке не произошло. Сейчас очень любят говорить о величайших достижениях человечества, но что при этом упоминают? Компьютеры, спутники — но это ни в коей мере не наука. Наука открывает законы природы. А техника — это использование уже известных законов природы. И в этом смысле современность только поддерживает точку зрения Шпенглера о том, что в период упадка угасающая цивилизация сосредотачивает все свои силы в одной области, именно — в технике.

Я помню, как лет тридцать назад в Академии наук был отчетный доклад за какой-то период деятельности, и потом я докладчику сказал: «Вы не заметили, что в качестве главных достижений упомянули, что был построен колоссальный ускоритель и запущен спутник. Ведь это же достижения не науки, а техники!» А он воскликнул: «А вы, Игорь Ростиславович, разве не заметили, что это и есть новая эпоха, в которую мы вступили?! Наука кончилась, законов природы не так уж много, они в основном открыты. Остается человечеству совершенно новая деятельность — свободное творчество на основании известных законов природы». Итак, с разных точек зрения эта концепция конца науки, по-видимому, уже тогда осознавалась.

Это первый признак, который я описал, — угасание духовного творчества. Второй признак — это терроризм, причем терроризм не как проявление протеста угнетенных, не в нищих, ограбленных странах — где-нибудь в Латинской Америке (это было бы понятно), а в самых процветающих странах, например в Германии. Я помню, лет двенадцать назад в Германии я видел стены, сплошь исписанные лозунгами: «Да здравствует Красная армия!» А «Красной армией» называлась банда Баадер-Майнхоф — террористическая организация, тогда свирепствовавшая. Членами этой банды были представители отнюдь не бедных слоев — чуть ли не сын канцлера был замешан. Или сейчас в Соединенных Штатах все время происходят такие события: в школу приходит с винтовкой школьник младших классов, какой-нибудь восьмилетний малыш, начинает стрелять и шестью выстрелами убивает шесть своих соучеников. Бросается расследовать полиция, которую прежде всего поражает, откуда у ребенка такая меткость. Оказывается, есть объяснение: причина — в тех детских компьютерных играх, которые повсюду продаются. Все дети начиная с шести, пяти лет имеют такие игры, где есть нечто вроде пистолета. Его нужно нацелить на экран; если он нацелен в правильную точку и нажата какая-то кнопка, то на экране льется кровь, разлетается голова, мозги брызжут — полное удовольствие. И вот так они оттачивают свою меткость! При этом оказалось, что это настолько экономически выгодный способ обучения прицельной стрельбе, что полиция начала в массовом порядке закупать эти детские игры для того, чтобы на них обучать прицельной стрельбе полицейских. Или вот наркотики, влекущие за собой детскую преступность в таких масштабах, что рядовым явлением в американской школе является военизированная охрана и т. д. Это второй признак — терроризм, который носит характер протеста против всей этой жизни, не в ее самых тяжелых проявлениях, а в ее сущности.