судьба сведет их снова… Так он шел, погруженный в свои нелегкие мысли, пока не встретил трех путников. Они не были похожи на местных жителей. Особенно выделялся высокий мужчина в очках, на вид лет сорока, и по одежде предположительно из жителей «юго-восточного угла». Тот устремился к Ли Юйлуну, спрашивая, как пройти к Тайнинской швейной фабрике.

Ли Юйлун указал дорогу, а когда три фигуры исчезли из вида, он неторопливо пошел домой. Той же ночью, вскоре после наступления темноты, он отправился в путь.

Спустя почти тридцать лет после отъезда, 15 ноября 2007 года, пятидесятилетний Ли Юйлун в чайной поселка Чанъань подробно рассказал мне о тайной переправе:

— Мы отчалили примерно в одиннадцать вечера и поплыли по направлению, как мне сказали, к Гонконгской электростанции. Спустя шесть или семь часов, примерно в пять утра, наше судно прибыло в Гонконг. После высадки на берег мы разошлись в разные стороны, и я пошел вперед по горной дороге с одним человеком. Не прошло и получаса, как появились гонконгские полицейские… После двух-трех дней заключения меня отправили обратно. По возвращении на материковый Китай меня также держали в заключении: сначала семь дней в пункте временного содержания Саньхэ в Гуанчжоу, затем несколько дней в поселке Чжанмутоу в Дунгуане, а после — в Далане. В целом я пробыл арестантом более месяца, прежде чем меня отпустили восвояси.

Не прошло и нескольких дней после возвращения Ли Юйлуна в коммуну Тайпин, как он снова встретил на дороге того самого человека в очках, который спрашивал дорогу. Ли Юйлун узнал его и не удержался, чтобы не расспросить. Мужчина в очках действительно оказался жителем Гонконга. Выяснилось, что он ведет совместный бизнес с Тайпинской швейной фабрикой и открыл свое предприятие, которое носит название Тайпинская фабрика сумок.

Гонконгца звали Чжан Цзыми.

Если бы не было «Документа № 22», то Чжан Цзыми, скорее всего, обанкротился бы и стал нищим, голодранцем. Однако волею судеб он оказался тем самым пионером — первым человеком, начавшим реализацию концепции «три импорта и одно возмещение».

Чжан Цзыми владел гонконгской компанией с ограниченной ответственностью под названием «Сумки Синьфу», и в его подчинении находилось почти триста рабочих. В 1978 году для Чжан Цзыми наступили тяжелые времена — он, что называется, «обжег голову и разбил лоб»[37]: из-за роста стоимости рабочей силы в Гонконге он глубоко увяз в долгах, а его компании грозило банкротство. Ломая голову в попытках найти решение, он уже подумывал о бегстве на материковую часть страны, куда вход был закрыт.

Когда в середине июля Чжан Цзыми услышал, что на материке вышел «Документ № 22» и провинция Гуандун определена как испытательная площадка концепции «три импорта и одно возмещение», то понял, что нужно использовать столь подходящий момент. Не раздумывая, он спешно отправился в Гуандун для выяснения обстоятельств. Он узнал, что партийный комитет и правительство провинции Гуандун быстро отреагировали на постановления в «Документе № 22» Госсовета — испытательными площадками стали пять уездов: Дунгуань, Наньхай, Паньюй, Шуньдэ и Чжуншань.

Не теряя времени, Чжан Цзыми сразу вышел через гуандунскую компанию «Хуажунь» на Управление легкой промышленности провинции Гуандун, где детально ознакомился со всей нужной информацией. Работник Управления легкой промышленности провинции Гуандун, к которому Чжан Цзыми попал на прием, был жителем Дунгуаня и рекомендовал гонконгцу родной уезд для развития бизнеса. Несколько дней Чжан Цзыми изучал Дунгуань, а затем прибыл в Тайпин (в 1985 году эта коммуна вошла в состав поселка Хумэнь). Наведя справки, в итоге он вышел на небольшую мануфактуру, носящую название «Тайнинская швейная фабрика».

В сентябре 1978 года в Хумэне было открыто первое в Китае предприятие, реализующее концепцию «три импорта и одно возмещение» — «Тайпинская фабрика сумок».

Вернемся к судьбе Ли Юйлуна, тайнинского крестьянина, который 30 июля 1978 года перебрался в Гонконг. Ведь, говоря об открытии Гуандуна, нельзя не упомянуть о том, как сложилась жизнь людей, бежавших в свое время в Гонконг.

После своей первой неудачной попытки Ли Юйлун сбегал еще дважды, и его последний «вояж» увенчался успехом: 4 октября 1980 года он прибыл в Гонконг. Однако его жизнь там сильно отличалась от прежних фантазий: работу найти было сложно, и нередко приходилось трудиться на стройках. Тем временем его младший брат из поселка Чанъань в Дунгуане сначала занимался перевозками, затем основал компанию, стал вести бизнес и быстро разбогател. Ли Юйлун вернулся из Гонконга в 1999 году, перебрался к младшему брату, стал работать на него и сейчас помогает управлять баней в южной части Чанъаня.

Слушая поистине легендарную историю о жизни тайпинского крестьянина, я подумал о том, что Ли Юйлун, возможно, и не осознает весь драматизм того момента, когда на узкой дороге коммуны Тайпин он и Чжан Цзыми встретились, идя в разных направлениях. Один человек входил, а другой торопился выйти через невидимые двери политики реформ и открытости Китая.

Тогда двери Дунгуаня, что называется, только-только приоткрылись. В то время как многие гонконгцы приезжали в Дунгуань и строили заводы, местное население активно уезжало в Гонконг. В моей хронике «Заметки о Дунгуане» есть такая запись: «В первой половине 1979 года весь уезд снова охватила волна бегства в Гонконг…»

Почему люди, как безумные, массово бежали в Гонконг из экономически благополучных мест Китая? Если сказать, что из-за бедности, то эта бедность вовсе не постоянная нищета — отчего тогда началась новая волна бегства спустя семнадцать лет после 1962 года, когда многие перебирались в Гонконг?

Дэн Муяо, бывший заместитель председателя Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства Дунгуаня, помог мне разгадать эту загадку Дело в том, что в 1978 году, после открытия Китая миру, у тех, кто бежал в Гонконг, появилась возможность приехать на родину, навестить родственников. Их рассказы о своей жизни там внесли смятение в сердца людей. Многие неплохо устроились в Гонконге, смогли хорошо заработать. Некоторые привезли на родину вещи, о которых местные могли только мечтать, — например, телевизор или грузовик для деревни. Увидев такое богатство, народ решил, что Гонконг — очень заманчивое место.

Гонконг, куда безудержно и массово бежали люди, при сложившихся условиях жизни на материке выглядел как земля обетованная. Всевозможные запреты и уговоры со стороны руководящих кадров не действовали, никто не верил в пустые речи кадровых работников. Никто!

Эти люди бежали в неизвестность, чтобы открыть для себя ценность жизни, мечтая изменить свою судьбу, хотя никто не мог знать, что ждет его впереди — попадет ли он в шторм, под внезапный ливень или в бурные водовороты