Гиммлер в это время взялся собирать под себя полицию разных земель. Его люди подкатывались к местным властям и разъясняли, что им выгоднее передать свои правоохранительные органы под власть рейхсфюрера СС. Подобная агитация имела успех. Хотя бы из-за того, что конкурентами Гиммлера выступали представители буйных СА. Эсэсовцы выглядели куда более благопристойными, организованными. Гиммлер при этом заручился и поддержкой Гитлера, обратившись к нему с просьбой отдать «продажную старорежимную полицию» под контроль «лучших сыновей народа» — СС, поскольку было бы «справедливо, своевременно и необходимо бороться с врагом общими для всего рейха методами». Шаг за шагом он становился шефом полиции Гамбурга, Мекленбурга, Любека, Тюрингии, Гессена, Бадена, Вюртемберга, Анхальта, Бремена, Ольденбурга. Наконец, под его руку перешла и полиция Саксонии, дольше всех сопротивлявшаяся нацистам, ее состав перетряхнули полностью.

Поле деятельности Гиммлера расширялось, а в Баварии распоряжался Гейдрих. Мюллер стал его помоником, правой рукой. Гейдрих оценил не только его профессиональные качества, но и другое — Мюллер целиком зависел от него. Местные нацисты и штурмовики с превеликой радостью уничтожили бы его, и только защита шефа делала его неуязвимым. Такой не предаст, не будет подсиживать. Доверию способствовали и некоторые слабости начальника СД. Он любил иногда закрутить по злачным местам, а Мюллер знал мюнхенские притоны как никто другой. Начальник стал брать его с собой. Начинали с выпивки в каком-нибудь фешенебельном заведении, а заканчивали в потаенных притонах, где готовы были исполнить самые распущенные фантазии клиентов.

Гейдрих во время таких загулов головы не терял, уже на следующий день бывал вполне работоспособен. Оценил, что Мюллер тоже умеет пить, умеет держать язык за зубами. Служба у него пошла гораздо лучше, чем при старом начальстве. Всего через несколько месяцев он получил очередное повышение, должность криминаль-инспектора.

А между тем ситуация в Германии оставалась очень напряженной. Коммунистов вроде бы разогнали, но роль «революционной партии» перехватило… левое крыло самих нацистов. Рвалось «углублять революцию». Президент Верхней Силезии Брюкнер обрушивался на капиталистов вполне по-ленински, утверждая, что сама жизнь их «есть непрерывная провокация». Один из лидеров нацистской Рабочей федерации Келер проповедовал: «Капитализм присвоил себе исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам же и устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать». Председатель нацистской фракции ландтага Пруссии Кубе требовал эскпроприировать землю у помещиков и отдать крестьянам. А особенно буйно была настроена армия СА — она насчитывала 4,5 млн! Заявления Гитлера, что «революция окончена», штурмовики не приняли. Мало того, подобное заявление их возмутило.

Их предводителя Рема политические программы мало интересовали. Но он считал, что его обошли при дележке руководящих постов и рвался к власти. А новая революционная волна как раз и возносила его наверх. Рем выдвинул лозунг: «Не снимайте поясов!» Нацистская «старая гвардия» возмущалась: «Разве о такой революции мы мечтали?» Как свидетельствует Раушнинг, «ни один партийный лидер не встречал у революционно настроенных штурмовиков такого пренебрежения, как Адольф Гитлер». О нем выражались: «от мертвого Гитлера больше пользы, чем от живого». Кричали: «Долой паяца!» А уж в кругу своих единомышленников Рем вообще не считал нужным сдерживаться и поносил фюрера последними словами: «Адольф — подлец, он нас всех предал. Он общается теперь только с реакционерами и выбрал себе в наперсники этих генералов из Восточной Пруссии».

Опорой Гитлера оставалась только часть партийной верхушки и СС. Угождать радикальным соратникам фюрер не хотел, да и не мог. Если бы он даже попытался это сделать, то «углубление революции» выдвинуло бы новых вождей, отбросив его самого. Основная масса населения пребывала в растерянности. Показать реальные блага своего курса, выйти из кризиса, поднять промышленность фюрер был еще не в состоянии, для этого требовалось время.

Даже об элементарном порядке на улицах говорить не приходилось — штурмовики хулиганили и вытворяли что хотели. Надежной поддержки в армии тоже не было. Военные требовали возрождения полноценных вооруженных сил, введения всеобщей воинской повинности. Но против нее взбунтовались бы те же штурмовики — «революционной армией» они считали самих себя. А банкиры и промышленники разочаровывались в нацистах. Вместо стабильности они получили не пойми что.

Удерживаться у власти Гитлеру удавалось лишь лавированием между всеми этими силами. С Ремом он пытался договориться, в декабре 1933 г. назначил его министром без портфеля. Но тот даже счел себя оскорбленным — такое же назначение получил Гесс. А Рем считал, что его заслуги неизмеримо выше. Он претендовал на посты военного министра и главнокомандующего, для этого следовало распустить Рейхсвер и заменить массовой «народной армией» из СА. Получить вместо армии вооруженную толпу фюрера совсем не прельщало.

Однако и для Рема компромисс стал уже проблематичен. Если бы он пошел на соглашение с Гитлером, штурмовики могли найти другого вожака. Рем предпочел и дальше заигрывать с ними.

Но против него фюреру стали помогать и Геринг, и Гиммлер. В «диких» тюрьмах и концлагерях СА (их было более сорока) творились безобразия — пытки, избиения, убийства. Правда, то же самое происходило в гестапо и лагерях СС. Но они устраняли врагов более скрытно, прятали «концы в воду». А теперь вдруг оба встали на защиту «законности». В прессе и в судах началась кампания скандалов о бесчинствах штурмовиков. Часть лагерей СА Геринг закрыл. А Гиммлер добился, чтобы управление и охрана оставшихся лагерей целиком были переданы в ведение СС. Для этого формировались части «Тотенкопф» — «Мертвая голова». Ну а вопрос с «законностью» тут же утрясли. Был издан декрет, согласно которому «превентивное» заключение в концлагерях, без суда, стало вполне законным.

Добились и того, что 30 января 1934 г. полицейская служба была выведена из-под юрисдикции отдельных германских земель, поставлена под юрисдикцию рейха. Но у нее еще оставалось два «хозяина». У Геринга теперь было множество других дел, но и полицию выпускать из рук ему не хотелось. Гиммлер попытался осуществить хитрый маневр. Назначил своим представителем в Пруссии группенфюрера Курта Далюге — он считался вторым лицом в СС, тоже пользовался персональным покровительством Гитлера. Предполагалось, что прусская полиция будет подчиняться ему, а он по линии СС — Гиммлеру.

Но Геринг переманил Далюге, сделал генералом полиции, и тот отвернулся от рейхсфюрера СС. Хотя в делах своего ведомства абсолютно не разбирался, там все пошло кувырком. Гиммлер снова закидывал удочки фюреру, что надо централизовать полицию под его властью. Однако Гитлер не хотел обижать Геринга. Неожиданно «помог» Далюге. Загорелся урвать под себя общее руководство полицией и в Пруссии, и во всем рейхе, взял себе в союзники министра внутренних дел Фрика. Но тут уж против него ополчились и Гиммлер, и Геринг, совместными усилиями выгнали нового конкурента.

После этого удалось найти приемлемое решение. Фюрер отдал прусскую полицию Гиммлеру — но с подчинением его Герингу. Дильса убрали, перевели в Кельн, и 20 апреля 1934 г. он сдал свои дела рейхсфюреру СС. Отныне он встал во главе всей германской полиции, а руководство гестапо возложил на Гейдриха. Подчиненные им в Берлине достались разношерстные. Тут были и «люди Дильса», и «люди Далюге», при политических и расовых чистках новых сотрудников набирали из «вспомогательных сил полиции» — из СА. Рабочий костяк Гейдрих предпочел взять уже знакомый, испытанный, из Мюнхена.