Тяжело посмотрела в глаза соседа. Тот криво и липко ухмылялся, загородив собой проход. Инга очень тихо, чтобы Ольга не слышала, и выразительно проговорила по слогам:

– От-вали, – протянула руку и демонстративно сняла с лацкана его пиджака несуществующий волос, покрутила им перед носом молодого мужчины. Получилось многозначительно.

Стас замер. Сальная улыбка застыла на лице, в глазах затаилось знакомое «Стерва». По-волчьи прищурился. Инга фыркнула, махнула кончиками пальцев, потребовала освободить дорогу. Стас неохотно отодвинулся к стене, но так, чтобы, проходя мимо, она непременно его задела грудью. Инга выставила в сторону локоть и саданула ему под ребра.

– Оль, доброй ночи, до завтра, – крикнула через плечо, на мгновение забыв, что в этой семье есть малыш, у которого, возможно, чуткий сон. Вжав голову в плечи, поторопилась к выходу.

Дернула входную дверь на себя, все еще чувствуя тяжелый прилипчивый взгляд чуть ниже поясницы.

«Это не мое дело», – напомнила себе, выскальзывая на лестничную площадку.

Она уже почти закрыла за собой дверь, но вспомнила об оставленной на тумбочке бутылке вина, которую этому гаду Стасику презентовать не хотелось. Потянулась с порога за ней как раз в тот момент, когда из глубины Ольгиной квартиры раздался короткий хлопок и грохот разбивающейся посуды.

– Ты отравить меня решила? Что за гадость ты тут наварила?! – злым шепотом текло из кухни. – Весь день сидишь дома, ни хрена не делаешь, даже пожрать нормально не можешь приготовить!

Инга схватила бутылку и сиганула наружу. Вот это точно не ее дело. Милые бранятся – только тешатся. Хотя Стасику очень хотелось бы въехать по физиономии.

От липкого взгляда и случайно подслушанной ссоры на душе было неприятно, муторно и душно. Зато – Швецов оказался опять прав – в голове произошла полная перезагрузка.

Стоило ей переступить порог собственной квартиры, как ее настиг писк сотового. Семнадцать пропущенных на экране.

– Это кто ж до меня так домогается? – пробормотала. Телефон надсадно стонал и подпрыгивал в тарелке для мелочи и ключей, громыхая всем его содержимым.

Неизвестный номер, но абонент настырный. Инга нажала кнопку приема звонка:

– Алло, слушаю вас.

– Инга, ну, ты что творишь-то?! – возмущенный бархатистый голос, заставивший сердце екнуть от неожиданности, а голову возмутиться панибратским «ты». – Я уже битый час до тебя дозвониться не могу, машина стоит со включенными фарами, домофон не отзывается, сотовый не берешь.

– Василий, – Инга поставила бутылку на стол посмотрела на свое отражение: светлые волосы, собранные в небрежный пучок, мягкий макияж, чуть раскрасневшиеся щеки, – вам не кажется, что ваша забота сильно смахивает на домогательство? Вы какого беса за мной следите?

Молчание в трубке. Раз, два, три, будто тот, кто на другом конце невидимого провода, тоже отсчитывает секунды, чтобы не сорваться. Также, как она сама. Инга улыбнулась своему отражению, поправила бюстгальтер.

– Я сейчас наберу номер квартиры по домофону, просто откройте дверь, Инга, – Швецов проговорил официальным тоном.

И в следующее мгновение пискнул сигнал домофона, Инга одновременно нажала кнопку отбоя на сотовом и открыла дверь. Еще раз бегло осмотрев свой домашний костюм, расправила плечи и распахнула дверь.

Швецов появился из лифта, злой и сосредоточенный. В руках – два огромных пакета из супермаркета. У Инги невольно округлились глаза.

– Это что? – она кивнула на неподъемный груз.

– Это продукты. Потому что у вас наверняка пустой холодильник.

Он бесцеремонно отодвинул ее локтем и прошел внутрь квартиры. На пороге сбросил туфли, огляделся:

– Кухня где?

– Налево, – Инга с интересом за ним наблюдала. – А что происходит вообще? Вы пытаетесь найти путь к моему сердцу через желудок? – она откровенно забавлялась.

Калужский «Аполлон» был серьезен до напыщенности, почти торжественен. Ему не хватало аккомпанемента и свиты с лепестками роз. Он прошел в указанном ею направлении, зажег свет. Зашелестел пакетами, хлопнул дверцей холодильника. Инга, изогнув бровь, проплыла следом за ним, застыла на пороге. Швецов уже убирал продукты. Овощи, зелень, фрукты, несколько кирпичиков сыра, тонкая трубочка копченой колбасы, заморозка, упаковка яиц.

– А вдруг у меня аллергия на яйца? – поинтересовалась начальница, прислонившись к косяку.

– Нет у вас никакой аллергии, – пробурчал недовольно.

– Откуда такая уверенность, интересно?

Он покосился на нее, помолчал, методично рассовывая по полкам баночки, свертки, лоточки.

– Сверился с данными Ирины по закупкам продуктов для вашего холодильника в кабинете, – пробормотал, наконец.

– М-м. А с чего вдруг такая забота? Это в ваши обязанности вроде не входит. Или вы придумываете их себе по ходу? – она исследовала его спину, наблюдала, как напрягаются под рубашкой точеные мускулы. Нет, не такие как у фитнес тренеров, но крепкие, надежные, будто вылитые из стали. Она тряхнула головой, смахивая с плеч наваждение, добавила с издевкой: – Насмотрелись голливудских фильмов, да, Василий?

Он добрался до пакетов с крупами, замер, подбрасывая их в ладони:

– Это куда?

– Шкаф справа от вас… Так что, вы ответите мне, зачем вы это все делаете?

Он разгладил пустой пакет, сложил аккуратно по швам, задумчиво похлопал получившимся брикетом по ладони. Посмотрел на Ингу в упор.

– Скажем так, я просто проявил мужскую заботу о молодой женщине. И уже пожалел об этом. Поэтому больше такой ерундой заниматься не буду.

Он направился мимо Инги к выходу. Проходя рядом, чтобы не задеть плечом, легко положил руки на талию, передвинул молодую женщину правее, вглубь кухни.

Она лукаво ухмыльнулась:

– А почему пожалел? Думал, сердце старой одинокой стервы растает при виде заботливого калужского гостя?

Он замер в проеме.

– Ты шутишь? – легко поймал ее интонацию, перешел на «ты». – Кокетничаешь и напрашиваешься на комплимент?

– Я? С чего бы это! – Инга фыркнула и отвернулась от него. – Пошел вон.

Она не успела почувствовать, как он очутился рядом, за спиной, обхватил за плечи и развернул лицом к себе. В золотисто-карих глазах искрилось удивление и сумасшедшая решимость, дыхание рвалось. Тонкие, артистические пальцы оказались сильными, волевыми. Они удерживали и не позволяли отвести взгляд, разорвать тонкую нить напряжения. Инга мысленно ругалась и оскорбляла, вырывала руку и даже давала пощечину, мысленно ставила на место, смахивала с загорелого лица отвагу и влечение. Мысленно. Но вместо этого следила, как поднимается его грудь, прислушивалась к биению его сердца, как растекается вокруг нее аромат горьковато-сладкого парфюма с нотами бергамота и иланг-иланга, как он окружает ее и завоевывает без боя. Тонула в этом чужом и манящем запахе. Отражалась в янтарном тепле его глаз.