Просунув руку между редких некрашеных досок забора, я откинул щеколду калитки. Зашел. На участке давно и густо разрослась сирень, яблонево-вишневый сад живописно запущен, на двух небольших грядках что-то скорее чахло, чем произрастало. Бетонная дорожка с пробивающимися сквозь трещины пучками травы подвела меня к дому. Старые, темные бревна стен скособочились, железо на крыше приржавело неряшливыми пятнами. Фасад когда-то попытались облагородить синими резными наличниками, но краска на них уже потрескалась и повисла лохмами.

Прав нотариус, совсем не элитная собственность! Глядя на этот дом, понимаешь, что и вложения в недвижимость – еще не билет на поезд вечности. Я подумал, что учитель Скворцов перебрался из Москвы в Скальск явно не из любви к земле и домашним ремеслам. Тогда зачем? Похоже, на этот вопрос мне тоже предстоит ответить…

Входная дверь оказалась не заперта – навесной замок с гостеприимно откинутой дужкой был просто воткнут в петли. Непорядок, этак все мое наследство по ветру!

Я вошел. На скрипучем полу террасы – нагромождение пустых фанерных ящиков, лопаты, ведра, еще какой-то хозяйственный инвентарь. Дальше – кухня, две небольшие комнаты, оклеенные блеклыми салатовыми обоями, случайная, разнокалиберная мебель. Пахло подгнившими яблоками и еще чем-то застарелым, но не противным. На стене упруго стучали электронные часы, еще больше подчеркивая окружающую тишину. Такая бывает в старых пустых домах, где скрипы и шорохи слышатся как вздохи времени.

«Вот так живет, живет человек и – ага! – опять вспомнил я рассудительного нотариуса. – Да, Максим Евгеньевич, а все-таки мы с вами не договорили…»

* * *

Беспокойный день все-таки подходил к концу – за окнами наконец смеркалось. Я не торопился зажигать свет, без него проще чувствовать.

Итак, книга Скворцова… Скворцов Николай Николаевич… Скворцов…

«Очень просто… Все должно быть предельно просто, – думал я. – Разумеется, спрятана она где-то здесь. Просто спрятана, но надежно. Так, что все обыски в доме ничего не дали. А они ничего не дали, без сомнения». Злость горе-сыщиков, которые шарили по этим комнатам, я чувствовал так же отчетливо, как некурящий человек – запах табака. При этом следов их присутствия навскидку не видно, нигде ничего не валяется и не перевернуто, случайный человек не заметит. Профессионально сработано. Но я-то не сыщик, я не собираюсь простукивать половицы и рыться в старых подштанниках…

Чувствовать, чувствовать…

Деревянный дом, конечно, не каменный замок с необхватной кладкой, где мыслеформы могут сохраняться столетиями. Хотя старые бревенчатые дома в этом смысле вполне себя оправдывают, хранят достаточно долго.

«Зачем нам столетия? – думал я, сидя в кресле и рассеянно постукивая пальцами по обшарпанной ручке. – Не нужны нам столетия, совсем не нужны, столетиями нас не удивишь, сами с усами… Речь идет всего о каких-то днях, смешно сказать… Итак, милейший Николай Николаевич, рассказывайте… Подробно, внятно, с обстоятельностью покойника, которому некуда торопиться…»

Мыслеформы, кстати, не имеют ничего общего с привидениями, хотя их часто путают. Это, как явствует из названия, лишь энергия былых мыслей, которые тоже оставляют после себя вполне отчетливые следы. Нужно только научиться их видеть. Но этой науке меня когда-то учили с пристрастием, вколачивая ее в спину молодого жреца гибкой бамбуковой палкой. Действенный метод, по себе знаю, хотя современная педагогика его категорически не одобряет.

Стоп!.. Скворцов, Скворцов… Ну конечно же! – я наконец ухватил неуловимое. Действительно, простенько и со вкусом! Можно сказать, с ехидной улыбочкой из-под крышки гроба…

Дальнейшее уже было делом пяти минут. Выйти во двор, найти среди хлама в сарае проржавевший топор, в несколько ударов отбить от столба забора жердину с закрепленным на ней скворечником.

Дно у птичьего домика оказалось двойное. Между досками – узкая щель, где вполне поместилась плоская флешка, тщательно запакованная в целлофан и для верности многослойно обмотанная скотчем.

Вернувшись в дом, я достал из сумки свой ноутбук. Распаковал, вставил флешку, все еще усмехаясь.

Скворцов – скворечник! Можно догадаться без всякой экстрасенсорики. А покойничек-то шутник у нас. Был.

На флешке оказался единственный файл. Я ткнул в клавишу, компьютер послушно развернул текст. Н.Н. Скворцов «Ступени реинкарнации». Большой текст, по объему не меньше иного романа.

Я пробежал глазами первые строчки. Решил, что название и начало вполне себе литературные. Как и сама ситуация – одиночество, тишина, старый скрипучий дом, запах яблок и подгнившего дерева. И рукопись умершего человека, в которой содержится разгадка тайны.

Ох, уж эта вечная, неизменная тяга людей к таинственному! Страшная сказка, где, затаив дыхание, все-таки ждешь счастливый конец…

Усмехнувшись, я вышел на кухню, покопался в ящиках, нашел в нехитром хозяйстве Скворцова чай и сахар. Спасибо наследодателю от наследовзятеля!

Вода быстро закипела, я заварил чай прямо в кружке, покрепче, вернулся в комнату. Ладно, поиграем в тайны, раз обстановка соответствует. На какие-то вопросы шутник-покойник просто обязан ответить. С этими мыслями я подсел к компьютеру и начал читать уже основательно…

Кондиционер то работал совсем бесшумно, то вдруг начинал тонко, с присвистом, всхлипывать. Словно жаловался на солнце, безжалостно перегревшее за день стекло и бетон офисного здания. Это раздражало. Отвлекало. Поневоле начинаешь прислушиваться в ожидании очередного посвиста. «Вот всегда у нас так, – вяло думал Бабай. – Сверху – понты, пафос, евроремонт за евроденьги… А на деле какой-нибудь Вася Пензенский с похмелья гайки не докрутил, вот и свистит кондишка».

– Нет, куда они подевались-то? – говорил Леха Федоров, набирая номер.

Ни один из его оперативников, оставленных в Скальске, на вызов не отвечал. Странно. По меньшей мере.

– Коньяку выпьешь? – спросил Бабай.

– Ну его… Слушай, их там трое – ребята крепкие, подготовленные, хоть к черту в зубы посылай… Чё с ними могло случиться?!

– Ничё.

– Вот и я говорю… – Леха мрачно глянул на свой смартфон, зловеще подкинув его на ладони, словно собираясь запустить в стену. Он может. Предыдущую трубку постигла именно эта участь.

– Но случилось, – сказал Бабай.

– Чё?!

– Это я тебя должен спрашивать – чё? – Бабай сильно хлопнул ладонью по столу. – А ты должен мне отвечать – что и как. И где, и каким макаром, и по какому месту! – Он хлебнул коньяку из объемистого пузатого фужера, причмокнул со вкусом. – Коньяку выпьешь?

Федоров покосился на него, но не ответил. Быстро, пружинисто ходил от окна до двери, поигрывая телефоном. Что тут говорить – его люди, с него и спрос.

– Сядь, Леха. Не маячь, как педофил перед детским садом.