Бывший буканьер посмотрел на губернатора из-под сдвинутых бровей. Ничего хорошего он не ждал, тем не менее сохранил спокойствие.

— Предложенное мной предприятие трудноосуществимо при наличии одной лишь шпаги и решительного характера. Поэтому я ссужу вас деньгами на оснащение такого же примерно корабля, какой был у господина Шарпа. Это будет продолжением дела справедливости, согласитесь, господа.

Публика одобрительно загудела.

— Отправляйтесь себе, плавайте, ищите галион с грузом перекрашенного серебра. Или, если хотите, золота.

Общий хохот.

— И вот, когда вы докажете, что подобные случаи бывают, тогда я разрешу вам скрестить шпаги с господином Шарпом. Можно даже и в этой самой гостиной.

Господину Олоннэ оставалось только поклониться. И он сделал это.

После смерти сына образ жизни его превосходительства дона Антонио де Кавехенья несколько изменился. Раньше он был большим любителем жизни публичной, почти карнавальной, теперь же замкнулся и переехал из своего дворца в центре Санто-Доминго в небольшой загородный дом. Большую часть времени он проводил в пышном тропическом саду, фактически в полном уединении, общаясь с миром через своего секретаря Альфонсо Матурану, тихого, исполнительного человека, вывезенного господином губернатором из метрополии. Он доставлял дону Антонио корреспонденцию, составлял список аудиентов, решал, кого захочет принять его высокопревосходительство, а кому следует потомиться в ожидании встречи.

Даже фигуры вполне официальные, такие, как командор крепости Санто-Доминго дон Ангерран де ла Пенья, главный податной инспектор и алькальд[7], часто возвращались от ворот губернаторского сада ни с чем. Им приходилось удовлетворяться сообщением сеньора Альфонсо, что его высокопревосходительство не расположен к беседе.

Перед высокопоставленными чиновниками и состоятельными людьми, проживавшими на острове, замаячила перспектива попасть под власть заурядного письмоводителя. Что-то вроде ропота послышалось в гостиных Санто-Доминго. Временщичество, вещь достаточно распространенная в Европе того времени, готовилось пустить корни и на удаленной от европейских столиц, затерянной в пучинах океана Эспаньоле.

Так, по крайней мере, казалось виднейшим гражданам острова.

Выпив чашку шоколада, поправив кружевные манжеты, коснувшись локонов безукоризненного черного парика, его высокопревосходительство спустился по ступенькам, сложенным из белого ракушечника, на песчаную дорожку, только что увлажненную садовником.

И оказался в райском саду. У входа в этот сад его ждал в привычном полупоклоне сеньор Альфонсо. Он был одет, несмотря на жару, в серый, плотно застегнутый сюртук, на ногах у него были грубые шерстяные чулки и тяжелые башмаки из свиной кожи. В руках он держал большую сафьяновую папку с большой медной застежкой.

Проходя мимо него, дон Антонио спросил:

— Что с вами, Альфонсо? Давно не видел вас в таком возбуждении.

И это при том, что любой другой человек, посмотрев на секретаря, скорей всего, принял бы его за статую.

Не дожидаясь ответа, дон Антонио отправился по аллее тюльпанных деревьев к мраморной беседке в углу сада. Оттуда открывался великолепный вид на морские дали. Усевшись на широкую скамью и вперив в эти дали свой тяжелый, ничего не выражающий взгляд, губернатор негромко, без всякого нетерпения в голосе спросил:

— Что же вы медлите, Альфонсо? Я, между прочим, сгораю от любопытства.

Щелкнула застежка. Открылась папка. Явилась на свет длинная полоска пергамента, испещренная знаками, которые сразу рождали представление о каком-то шифре, тайной переписке, о чем-то особенно секретном.

— Это послание от сеньора Аттарезе.

Дон Антонио отреагировал: поправил локон на парике.

— Во-первых, он сообщает, что его предыдущий посланец был, очевидно, перехвачен, и если действительно перехвачен, то не иначе как ищейками господина де Левассера.

— Это чушь. Когда бы дело обстояло так, то сам наш проницательный господин настоятель давно бы уже болтался на какой-нибудь ветке. Ему бы сразу припомнили, что он именно католический священник.

— Совершенно с вами согласен, ваше высокопревосходительство.

— Что дальше?

— Теперь о предмете ваших особых… — Альфонсо пожевал губами.

— Перестаньте подбирать слова, Альфонсо, здесь нас некому подслушивать.

Секретарь поклонился.

— Слухи о том, что убийца вашего сына находится на Тортуге, подтверждаются. Он не просто там находится, он живет открыто. И это еще не все!

— Не все? Что же может быть сверх этого?!

— Он принят в доме у господина де Левассера. — Секретарь предупредительно замолчал, потому что по его представлениям, в этом месте должна была последовать вспышка губернаторского гнева.

Его высокопревосходительство, поражая воображение своего подчиненного, в ответ на это сообщение лишь прищурил глаза, сделав таким образом свой взгляд, посылаемый в морские дали, еще более пристальным.

— Вот, значит, как.

Альфонсо разочарованно пожал плечами, хотя этого от него не требовалось.

— Клянусь всеми святыми, долги их растут, и, когда я начну платить, они сами удивятся, как точно я вел их счета.

Дон Антонио, сказав эти слова, вовсе закрыл глаза.

— А что сеньор Аттарезе сообщает в ответ на наше предложение?

— Он пишет, что оно невыполнимо в тамошних условиях; имеется в виду ваше ему повеление подослать к господину Hay убийц.

— Что же там случилось такого на Тортуге? Там всегда было полно проходимцев, готовых за сотню пиастров мать родную зарезать, а не то что бывшего буканьера.

— Господин Hay стал на острове весьма приметной фигурой. Он прекрасный фехтовальщик и уже убил троих или четверых забияк, попытавшихся затеять с ним ссору…

— В моем предложении шла речь не о дуэли, если вы помните, — с отчетливым недовольством сказал его высокопревосходительство, — дон Педро, как, наверное, вы помните, тоже ведь погиб не во время рыцарского поединка. Ночь, плащ, пистолет… Что тут непонятного?!

Сеньор Альфонсо вздохнул, ему было неприятно, что он вызывает раздражение дона Антонио, но еще неприятнее было осознавать, что до конца этой процедуры далеко.

— Сеньор Аттарезе пишет, что губернатор Тортуги дал господину Hay средства для снаряжения каперской экспедиции. Значительные средства. Так что у этого новоиспеченного корсара появилась возможность набрать большую, сильную команду. Другими словами, вокруг него теперь вьется целая толпа телохранителей.