А сегодня он заговорил с Бонус. И сейчас, на пороге смерти, Менискус задействовал огромное количество энергии Молла — но для чего?

Мэдди встала. Эндорфины наконец-таки подействовали, и головная боль постепенно проходила. Мысли по-прежнему выделывали дикие па в голове. Мэдди беспомощно оглядела лабораторию.

Наоми устроилась в позе лотоса на столе, низко вытягивая мантру и устремив взгляд в точку на потолке. В аквариуме Менискуса царил полный беспорядок: повсюду валялись подушки, а его мягкие игрушки были разбросаны по полу вперемешку с камнями, которые он собирал. Слоненок Олли оказался перевернутым с головы на ноги и теперь стоял на собственном хоботе. Сам подопытный распростерся ничком на кровати, купаясь в приглушенном свете сканеров «И-МИДЖа». Даже со своего места Мэдди заметила, что новая колония Лаз79 протянула свои усики вверх, к его плечам, откуда они спускались к левой почке Менискуса.

Наоми пошевелилась, и тогда Мэдди, даже не повернувшись в сторону помощницы, сказала:

— Он умирает. С тем же успехом мы могли просто выстрелить ему в голову. Это только вопрос времени. Пусть «И-МИДЖ» работает без перерывов — к черту расходы, мне наплевать, — так мы хотя бы сможем собирать данные до самого конца. И подготовьте герметичные емкости для образцов.

Мэдди отвернулась от панели «И-МИДЖа», где мелькала считываемая информация. Она ненавидела себя за бесчеловечный приговор, который скрывался в ее словах. Ей пришлось сказать это, вытащить правду наружу, вынудить себя признать ее, но легче не стало. Мэдди теряла своего подопытного и не знала почему.

В довершение всех бед Мэдди была лишена даже возможности биться головой о стену, как бы сильно ей этого ни хотелось. В соответствии с негласным кодексом поведения настоящего ученого, ей придется занять выжидательную позицию и терпеливо вести записи.

— Я просмотрела видеоматериалы, — мягко сказала Наоми. — Нет сомнений, он с ней разговаривал. Но аудиозапись не велась, а угол обозрения не дает нам возможности узнать, что именно она сказала.

— Я знаю. Я уже спросила, что она ему сказала. Просто что-то о том волке в Медоулэндз. Последнее время это стало у нее навязчивой идеей.

— Так как, по-вашему, она на него произвела впечатление?

— Уверена, что да — но с тем же успехом это можно сказать и про девочек из шкояы «Пискатауай». Как, впрочем, и про все, что он видит. Вирусы, та игра, которой он тешится. Но я не в силах выявить изначальный фрагмент во всей этой картине, и я не могу связать ни одно из событий этого дня с подобной реакцией вирусов.

Наоми слегка улыбнулась.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Мэдди.

— Ну и о чем я думаю?

— Раз она моя дочь, то я не хочу ее впутывать. Наоми ничего не ответила.

— Что ж, в этом есть доля истины. Но так уж случилось, что она и вправду не имеет к происходящему никакого отношения. Вероятнее всего, причина кроется в этих 10Е, которых мы недавно посеяли.

— Вы сегодня вообще собираетесь домой?

— Пока нет. Хотя мне не мешало бы пройтись. Может, удастся понять, что у нас тут творится.

Мэдди активировала свою МУЗУ и подключилась к лабораторному компьютерному терминалу, чтобы забрать работу с собой, после чего вышла в темень развлекательного парка. Оказавшись на улице, приподняла волосы с вспотевшей шеи, чтобы ощутить дыхание легкого ветерка.

Она почувствовала странное облегчение, но стала яростно приводить различные доводы, чтобы оправдаться в собственных глазах. Прежде всего Мэдди напомнила себе, что никогда не горела желанием заниматься этим проектом. Менискус достался ей в наследство после незаконченного исследования Y-аутизма, которое проводил Берни Тактаров. Когда Мэдди только приехала, от нее ожидалось, что она присоединится к его проекту ради собственных исследований. Подобное решение было вынужденным, поскольку катастрофически не хватало мужских клонов, необходимых для изысканий. Многим ученым передача Менискуса для их исследований показалось бы лакомым кусочком. Но Мэдди была разработчиком вирусов, ей прежде никогда не доводилось иметь дело с живыми объектами. Она даже не интересовалась Y-аутизмом, не говоря уж о том, чтобы хоть что-то смыслить в этом вопросе. Ну а что касается работы в образовательно-развлекательном парке — вот уж действительно образцово-показательный оксюморон! — что ж, это было неизбежным злом. Или так она тогда считала.

Хотя, если говорить начистоту, сейчас Мэдди уже с трудом понимала истинные причины собственных поступков. Она словно утратила магнитный север на своем внутреннем компасе, пока усиленно отбивалась от потока предложений, посыпавшихся на нее как из рога изобилия несколько лет назад. Ряд оборонных компаний и одна многонациональная продовольственная корпорация выказали небывалый интерес к ее исследованиям, когда диссертацию опубликовали. Работа Мэдди «Дерматогенные методы в искусственной колонизации вирусами-убийцами соматических тканей человеческой особи мужского пола» обладала большей рыночной стоимостью, чем можно было ожидать. Одно предложение было лучше другого, пока «Пич три бейби фудс», дочерняя компания «Хайбридж глобал», не обскакала всех, посулив ей руководящий статус Серебряного Уровня со всеми вытекающими привилегиями (что означало не только возможность самоклонирования, но также право на реконструированную сперму, если ее проект окажется успешным). Так Мэдди и очутилась здесь, в бутафорской обстановке образовательно-развлекательного парка компании «Хайбридж», единственного негосударственного учреждения в Нью-Джерси, которое имело разрешение на проведение химических исследований на живых человеческих мужских особях. И все благодаря крошечной лазейке в законодательстве двадцатилетней давности по вопросам функционального зонирования городской территории.

Однако Мэдди оказалась совсем не подготовленной к тем трудностям, которые влечет за собой постоянное взаимодействие с живым подопытным. Может, именно поэтому она погрузилась в работу с таким страстным самопожертвованием, словно тем самым говоря: «Вы и впрямь хотите, чтобы я это сделала? Что ж, черт с вами, я сделаю все возможное, чтобы добиться успеха. И тогда мы все горько пожалеем о содеянном!»

Девять лет постоянного заражения тканей Менискуса сделали Мэдди черствой. Если она когда-то и понимала, что он тоже человек, то давно постаралась позабыть сей прискорбный факт. Но несмотря на все жертвы сделка оказалась пустышкой, потому что теперь, когда проданная золотому тельцу душа была разрушена, работа Мэдди разваливалась на глазах, подопытный умирал, проект завис, а ее собственная клонированная дочь нарушила ход эксперимента… Она поспешила отбросить последнюю мысль. Не то чтобы Мэдди считала, будто приход Бонус каким-то образом повлиял на Менискуса. Нет, она ничуть не сомневалась, что когда разгребет все данные о вирусах, которые собрал «И-МИДЖ», то обязательно увидит, что присутствие Бонус просто случайно совпало с кризисом. Конечно же, единственной причиной сегодняшнего происшествия явился какой-нибудь непредсказуемый эволюционный скачок в развитии вирусов. Но очередное свидетельство непослушания и независимости собственной клонированной дочери весьма огорчило ее.